– Если бы ты слышала, сколько проклятий было послано в сторону активистов! – сказала Маричка. – Но чаще за глаза проклинают – боятся люди.

– И наш Михаил с ними, – грустно промолвила Варя.

– Своего же ума не вставишь. Поступает, как считает нужным.

– Поймет ли когда-нибудь, что ошибался?

– Кто его знает.

Женщины еще немного поговорили о последних событиях, потом Варя попросила подругу присмотреть за детьми.

– Хочу сбегать к сестре, – объяснила она. – Даже не знаю, как там дела. Ее семья очень идейная, так что, возможно, активистов хлебом-солью встречали.

– Да иди.

– Я быстро! – Варя оделась. – Одна нога здесь, другая там!

Чтобы домашние не слышали разговора, Ольга вышла с Варей на улицу.

– У нас и у стен уши, – объяснила сестра.

– Как у вас все прошло? – сразу спросила Варя.

– Мои дураки собирались добровольно все отдать, – начала Ольга шепотом. – Я такой шум подняла, ты бы слышала! Даже кричала, что порублю их всех, но не оставлю детей голодными.

– И что же? – прошептала Варя.

– Согласились один мешок припрятать. Ночью закопали за туалетом в бочонке. А когда уснули, я отсыпала из закрома еще мешок, затащила его на чердак, рассыпала, а сверху прикрыла дерюгой.

– Не нашли? Они же всюду рыскали?

– И забрали бы, если бы не насыпала поверх дерюги лук на просушку, – улыбнулась Ольга. – А потом еще немного насыпала в небольшие мешочки, развесила в разных местах, будто семена на посев сушатся.

– Не совали туда свой нос?

– Клепки не хватило, – довольно сказала сестра. – А вы как?

Варя рассказала все, не кроясь.

– Вот тебе и подружка! Вот тебе и братик! – Ольга сокрушенно покачала головой.

– Как ты думаешь, – спросила Варя, – больше не придут?

– Точно не знаю, но мне кажется, на этом не успокоятся.

– Уже ведь нечего брать.

– Таких не остановить. Еще и тот Бык, которого прислали из района, настоящий зверюга!

– Кто?

– Быков – значит, Бык, – улыбнулась Ольга. – Ты же знаешь наш народ, кого недолюбливают – такое прозвище прилепят, не отцепишь. Поэтому и Жабьяк давно уже стал Жабой, а Лупиков… Сама знаешь кем.

– Так что там Бык?

– Свирепствует. Все ему мало! Ты бы видела, сколько зерна вывезли в район! Несколько подвод поехали туда под охраной. Нагрузили так, что бедные лошади едва тянули.

– Под охраной? Почему?

– Ходят слухи, что появились банды, – опять зашептала Ольга. – Сидят в посадках и лесах, а потом грабят не только прохожих, но и подводы с хлебом.

– О господи! И что людей вынуждает становиться ворами?

– Говорят, голод.

– Голод? – У Вари похолодело на сердце.

– Отобрали все, а детей надо чем-то кормить, вот и идут мужики в лес, – объяснила Ольга. – Потом по ночам носят добычу домой.

– Да, не от хорошей жизни, – протянула Варя.

– Люди стали как звери. Грабят и убивают невинных. Да что мы о ворах? Надо думать, как самим жить.

– Оля, как дальше жить? Даже того, что спрятали, не надолго хватит.

– Как-то будем жить, – вздохнула Ольга. – Ты знаешь, что мне сказала Олеся? – Сестра улыбнулась. Она наклонилась к самому уху Вари, прошептала: – Олеся сказала мне: «Не волнуйтесь, мама. Если будет трудно, я буду дома красть хлеб и вам приносить».

– Красть у себя дома, прятать зерно от своих родных, – почти неслышно произнесла Варя. – Мир перевернулся.

– Что ты говоришь? – спросила Ольга.

– Пойду я уже, там Маричка с моими детьми сидит, – сказала Варя.

– Подожди! – Ольга дернула ее за рукав. – Еще одну новость забыла рассказать.

– Что еще? – испуганно спросила Варя.

– Мой жеребец бегал не к Одарке. Она действительно скоро родит. Кстати, мы с ней подружились в последнее время.

– Уже не ревнуешь Ивана?

– К Одарке нет, – ответила сестра. – Но все равно прыгает в гречку.

– Не смеши меня!

– И все-таки я узнаю, куда он бегает! – пообещала Ольга.

– Будешь следить за ним?

– И выслежу! – Ольга показала кулак в сторону хаты.

Кузьма Петрович собирался в сельсовет. На душе было нехорошее предчувствие. Собранного, а точнее отобранного у людей зерна оказалось недостаточно, чтобы выполнить план. Можно было допустить, что опять уполномоченный райкома поставит непосильную задачу. Чувствовалось полное разочарование колхозами даже у тех, кто первыми написали заявления. Придется и бригадирам, и самому председателю колхоза ежедневно заглядывать в каждый двор и почти силой загонять на работу. Осталось небольшое число колхозников, которые до сих пор верили, что завтра будет лучше, чем сегодня. А еще свободно и раскованно вели себя активисты. Они почувствовали себя настоящими хозяевами положения. Их не смущало даже то, что к ним сразу приклеились прозвища «буксиры» и «красные метлы». Активисты вели себя назойливо и нагло. Разве можно иначе? Крестьяне не хотели отдавать последние припасы – их можно понять. Призывать к совести? Разъяснить, что государству нужно сдать хлеб любой ценой? Разве же не говорили об этом? Что отвечать, когда женщины спрашивают, чем им кормить детей? Как смотреть в глаза матери, которая принесла годовалого малыша и отдала комнезаму в руки?

– Делай с ним, что хочешь, – сказала. – У меня не осталось ни крошки хлеба. Я не буду смотреть, как мой ребенок умирает голодной смертью.

Кузьма Петрович не знал, что ответить. Однако слышал, что в другие села голод заглянул еще весной, когда колхозам нечем было провести посевную и у населения изъяли весь хлеб. Об этом он знал не понаслышке. Дошла очередь и до Подкопаевки, Надгоровки и Николаевки. Следует ждать, что по приказу Быкова вскоре активисты опять будут рыскать по хатам. Получили первый заработок, почувствовали вкус добычи – теперь не остановятся ни перед чем.

Колхозники неохотно, из-под палки идут на работу. И нет никаких средств, чтобы стимулировать их. Раньше знали, что их там накормят обедом. Начинали же неплохо, давали и наваристый суп, и кашу с мясом. А теперь ни обедов, ни хлеба на трудодни, одни «галочки» в учетной тетради. Если бы можно было сварить что-нибудь из этих «галочек»! Вот и идут на работу, чтобы что-нибудь стащить и домой принести. Вчера заподозрили одну женщину в краже, привели в сельсовет. Что только ни делали, чтобы созналась! Быков и запугивал, и по ногам бил палкой, и отрезал ножницами косу – не созналась. Перепуганной, дрожащей от страха женщине руки облили керосином, угрожая поджечь. Быков собственноручно перед глазами полуживой от ужаса колхозницы то зажигал спичку, то тушил. Отпустили поздней ночью, а женщина так и не призналась в краже. Конечно, нельзя тянуть руки к колхозной собственности, но воровали бы колхозники, если бы жили в достатке? И как сделать так, чтобы и планы выполнить, и людей не обобрать до последней нитки? Наверное, не бывает так, чтобы и овцы были целы, и волки сыты. Но что-то не то творится в государстве, это факт!