рыжебородого витязя да привычно поёрничать, например, на тему того, как же долго он возился с каким-то старикашкой, но ехидные словеса замерли у русого мечника и княжьего племянника на устах, когда они разглядели своего брата по оружию. Вид его вызывал какие угодно чувства, кроме желания пошутить. То, что бой выдался, мягко говоря, не самым лёгким для могучего русича, было ясно по его разбитой ряхе; пылающие же синим пламенем очи рыжего ратника заставили Мирослава сцапать хотевшего помчаться к нему Емельяна за плечо:

— Обожди ты! Это ещё не всё… Схватка не закончена! И в глазищи ему глянь! Не стоит подходить близко, когда такой ураган в них бушует. Зашибёт ненароком и даже не заметит ведь!..

Вышедший же на улицу Ратибор сомкнул ладони лодочкой возле своего сломанного шнобеля, нащупал выпирающий хрящик, находящийся не там, где нужно, после чего резко дёрнул чуть влево, умело вправляя себе нос на место. Из ноздрей тут же вновь обильно хлынула кровь, впрочем, довольно быстро превратившись лишь в тонкий ручеёк. Одновременно с этим за его спиной, тоскливо заскрипев, с внушительным грохотом сложилась как карточный домик и ветхая лачуга, в которой только что выясняли отношения воин и маг.

— Бьюсь об заклад, раз на раз тебе никто и никогда так задницу не надирал! — язвительно заржал Мельванес, явно любуясь разукрашенной физиономией молодого богатыря. То, что у него самого харя выглядела ещё хуже, колдуна заботило мало. На свою сломанную правую руку, безвольно висевшую плетью вдоль тела, он вообще внимания не обращал.

— Уверен, тебе тоже!.. — буркнул в ответ Ратибор, заставив потухнуть самодовольную улыбку тёмного волшебника.

— Неправда, я надирал пятые точки им обоим! Причём — неоднократно! — не упустил возможности тихо шепнуть хмыкнувшему на это Мирославу Емельян. — Единственное, это было во сне… Да в мечтах!..

Ратибор между тем, сжав кулаки, пошёл на Мельванеса. Тот же, выставив перед собой левую руку ладонью вперёд, в направлении приближающегося рыжего берсерка, быстро забормотал: — Мог я раньше и без посоха души забирать… Обленился просто… Сейчас попробуем, авось сдюжим… Уж одну-то точно осилю! Столько зелья мощи выпить, должно всё получиться! Ну давай же, давай! — нервно вскричал искалеченный маг.

В голове Ратибора же как будто туман густой клубиться начал да нашёптывать, что пришло время им расстаться, ибо уж больно тяжко сопротивляться могучей воле некроманта; зовёт к себе зовом неприкаянным, требовательным… Ноги стали ватными, непослушными, отказываясь идти дальше, как будто не ему уже принадлежат.

«Что значит „тяжко сопротивляться“, я не понял⁈ — вдруг вспылил рослый воин, потрясая башкой да разгоняя серую мглу в разуме прочь. — Борись, борись, да чтоб тебя Сварог на лимонный сок выжал, коль не сдюжишь!» — дымка странная в мозгу начала рассеиваться, возвращая ясность сознания и способность трезво мыслить; тяжесть в ногах пропала, и молодой богатырь поспешил к Мельванесу, запоздало вспомнив, что надо всего лишь не позволять тому нашёптывать.

Тёмный волхв же поражённо уставился на топающего к нему противника, после чего обречённо рухнул на колени да истерично рассмеялся, приговаривая: — Никак, боги таки нашли способ доставить меня на суд свой скорый; в такой ответственный для судьбинушки момент послали мне вражину настолько сильного духом, что отбрыкнулся он от меня, как от назойливого насекомого, даже не поморщившись при этом! Несмотря на практически полностью выхлебанный флакон эликсира мощи! Невероятно, но факт: забрать его душу не удалось! — обезумевшие очи Мельванеса отрешённо моргали, разглядывая приближающегося великана. Но вот ведун пакостно прищурился, после чего перевёл лихорадочный взор ему за спину, на зелёный алтарь. Пальцы на левой длани колдуна задрожали, невидимой нитью поспешно сплетая замысловатые древние символы, а пересохшие от напряжения тонкие губы едва заметно сложились трубочкой, чуть слышно при этом засвистев. Массивный изумрудный камень сначала вздрогнул, затрясся, а опосля оторвался от земли, невысоко зависнув и паря над ней, словно на крыльях. Мельванес гадко ощерился, явно намереваясь запулить многопудовым базальтом в неутомимого руса, но в ноге у него в очередной раз так не вовремя кольнуло острой болью. Как будто кто-то далёкий, но прекрасно осязаемый всеми фибрами души, призрачным пальчиком лениво пошатал за ржавую шляпку невидимый треклятый гвоздь в ступне, что отвлекло скривившегося кудесника буквально на несколько мгновений, заставив ядовито прошамкать:

— Да чтоб твоими старыми костями мои лесные братья на охоте подавились, хрычовка паршивая! Даже из норы своей умудряешься яму рыть… Вижу, как наяву, персты твои окаянные!..

Ратибор между тем, направляясь в сторону умалишённого мага, споткнулся о его же посох, попавшийся ему на пути. С секунду поразмыслив, рыжебородый витязь подкинул носком ноги клюку чародея в воздух, ловко поймал её, да разломав одним могучим усилием пополам, подлетел к скорчившемуся волшебнику и, хмуро буркнув тому в физиономию: — Привет тебе от Благаны! — всадил тёмному шаману один обломок его же посоха в сердце, а второй — в правый глаз, пробив мощным ударом череп насквозь. Базальтовый алтарь, парящий над землицей, аки буревестник над водной гладью, слегка вильнул в сторону и с раскатистым грохотом опустился вниз, аккурат на тело Лудогора, с чавкающим шмяканьем втрамбовав его туловище в почву, подняв при этом клубы дорожной пыли. Что и говорить, надгробие у бывшего наследника варградского престола вышло знатным. Стоящий же на коленях волхв жутко захрипел, успев еле слышно прошелестеть: «За меня есть кому отомстить…», после чего слегка осел, не прекращая при этом издавать странный свистящий шёпот: как будто души невинно убиенных покидали гнилую сущность ужасного кудесника, с упоением вырываясь на свободу из потёмок его отравленного мраком сознания.

— Как ты и завещала, старушка, в сердце и ряшку, — тихо проворчал Ратибор, вдруг подхватив с земли свою секиру. Воротившись к противнику, всё так же продолжавшему стоять на коленках с обломками своей чудо-палки в глазнице и груди, рыжебородый витязь поднял топор и со страшной силой опустил его вниз. Могучий удар раскроил надвое сначала голову, а потом и туловище Мельванеса; две половинки злобливого волшебника аккуратно развалились, аки фрукт какой перезрелый. Похоже, Ратибору удалось-таки отправить ненавистного колдуна на справедливое судилище к троице Отцов-основателей этого бренного мира.

— Собаке — собачья смерть! — лишь бросил напоследок угрюмо молодой богатырь, мрачно взирая на останки великого мага, вдруг принявшиеся быстро разлагаться да превращаться в пепел. Вскоре подхваченный ветром прах тёмного ведуна разнесло по Проклятой долине, не оставив от него и следа; даже обломки посоха с ошмётками балахона, и те обратились в труху.