— Не, на это не дам… После «колдунов» и «магии» знаешь, Мир, какие следующие два ненавистных для меня слова? Не-а, не «сидеть» и «ждать», как ты недавно предположил, хотя их тоже не люблю, это верно, а «лопата» и «копать»…

— Это потому, Ратиборушка, что ты слишком много в своей жизни копал… — не преминул встрять племянник Святослава.

— Не копал, а закапывал, Емеля!

— Хм, а есть разница?..

— Ещё какая, несмышлёныш, ещё какая! Копают бабки на огородах, а воины — закапывают!

— Тоже на огородах?

— А это уж где придётся, конопатый клюв! Судьба-злодейка заранее нам ведь редко сообщает, когда по плану очередные раскопки… Или закопки?.. Ай, да идти к лешему, Емеля! И Мирку с собой прихвати!

Трое приятелей вышли из избушки, после чего Ратибор споро смастерил факел да опосля метнул его в раскрытое настежь окно только что покинутой ими лачуги. И вот уже не один столб дыма принялся вздыматься в небеса над Твердоземьем.

Внезапно с дальнего конца деревни раздались истошные крики. Вопили разномастные голоса так, как будто жаркое пламя уже вовсю щекотало пятки их хозяевам.

— Ох, а про жителей Бобруйки-то чуть было не запамятовали! — хлопнул себя по лбу Емельян.

— Я не забыл!.. — Ратибор смущённо кашлянул.

— А я так тем паче… — крякнул в тон своему рыжему товарищу Мирослав.

— Угу, я так и понял, балаболы! — княжий племяш споро помчался к окраине села. Два витязя молча последовали за Емельяном.

Тем временем у пяти избушек, в которых томились пленные, было оживлённо. По всей видимости, почуяв дым и то, что обстановка в селении кардинально переменилась, томящиеся в заточении жители Бобруйской слободы начали кричать да ломиться наружу, невзирая на растерянно орущих в ответ, обнаживших мечи четырёх караульных, так и оставшихся стоять на своих постах, ибо о них банально забыли. Подбежавшие Мирослав с Ратибором, недолго думая, помогли незадачливым охранникам по-шустрому присоединиться к уже пирующим в чертогах Сварога соратникам, после чего быстро отворили двери в хибарки, выпуская счастливых сельчан наружу. Но самым неожиданным событием стало происходящее у крайней лачуги, что располагалась левее всех. Там люди стояли и просто обнимались, не веря тому, что произошло.

— Вы представляете, — Апраксия ревела навзрыд на плече у собрата по несчастью, — этот гад чёрный забрал мою душеньку, превратив меня в тупоголовую скотину! Не думала я, что может быть чего-то хуже смерти, но куда страшнее оказалось жить бездушной, как корова какая! Но вдруг она, то есть моя душа, воротилась ко мне, а я как во сне увидела мёртвого колдуна! Части посоха мрачного ведуна торчали у него же из головы и груди, а опосля его ещё и пополам, как телёнка, развалили!.. Вот он, он и убил нашего мучителя! — Апраксия, увидев вдруг Ратибора, бросилась к смущённому рыжебородому гиганту, принявшись целовать ему руки, а опосля ещё и в ноги рухнула, напевно приговаривая: — Благодарю тебя, о доблестный воин, спаситель ты наш косолапый, да не закончится мёд с вином в твоём кубке и не перестанут ласкать твои чресла девы стройные да знойные…

Вслед за ошалевшей сельчанкой к молодому богатырю потянулись и остальные радостные пленники, каждый из которых считал своим долгом как минимум растроганно обнять Ратибора, а как максимум его облобызать всего, нашёптывая при этом благодарственные речи.

— Беги, Ратиборушка, — не преминул ехидно крякнуть Емельян растерявшемуся, сконфуженно озирающемуся рыжему приятелю, явно чувствующему себя не в своей тарелке. — А то бобрята тебя сейчас на сувениры растащат…

— А ну, стоять! — в конце концов, могучий рык Ратибора пророкотал по Твердоземью, заставив наседающих на него счастливчиков испуганно отпрянуть от разозлившегося великана. — Совсем уже ополоумели, в рот вам компота прокисшего крынку⁈ Хватит меня щипать, тискать да щупать, я вам не чучело придомовое! Ноги в руки взяли и пошлёпали гуськом до дому, до хаты, кукушки обезумевшие!.. И да, Твердоземье сейчас сгорит дотла, так что не забудьте опосля воротиться да захоронить головешки серозадые, или что там от лиходеев наших останется на пепелище… — Ратибор закинул на плечо секиру и с сундуком под мышкой потопал не спеша на выход из Проклятой долины, не без сожаления бросив напоследок через плечо: — Эх, а было весело… Теперь до ручейка надобно добраться побыстрее, до того самого, что нам по пути сюда попался, и ополоснуться добро, а то у меня кровушка уже даже в ушах засохла. И что характерно, не моя! Вроде бы…

Глава 22

Мирград. На южных воротах

— Знаешь, Ратик, а я ведь забыл показать тебе свою кучку…

— Чего⁈ Ты, Емеля, совсем уже одурел на солнцепёке⁈ Я тебе сейчас с такой кучей ароматной познакомлю в ближайшем свинарнике, хрен выползешь из неё, ибо по макушку забью, аки гвоздь!..

— Ратиборушка, ну я же не про ту кучку, про которую ты подумал! Дослушал бы хоть!.. — Емельян опасливо покосился на дюжего ратника. — Я про это… то есть про то, что осталось от моего первенца в Проклятой долине! То бишь от лично убиенного мною противника в лице изрядно заросшего жителя Твердоземья, с одуванчиком увядшим на темечке! Как я его всего располосовал мечом, а⁈

— Кого, одуванчик?

— Да нет, рыжий негодяй, не одуванчик!.. Хотя и его тоже!.. Но ты бы видел того неприятеля! Или этого… а, неважно! — княжий племяш гордо выпрямился в седле. — А опосля ещё знаешь, сколько вороха гнилостного я нарубал⁈ Поле целое засадить можно лютиками да лебедой!.. Но всё же та, первая груда мне милее всех! В память-то прям врезалась, а!

— Рат, как ты мог упустить такую редкую, я бы даже сказал, уникальнейшую возможность полюбоваться на первую кучку Емельяна?.. Какая невероятная промашка, уму непостижимо!..

— Мир, замолкни, а? Мало мне этого конопатого прохвоста, что жужжит, аки нахальный шмелюга какой, не затыкаясь ни на мгновение… Кстати! — Ратибор насмешливо зыркнул на придворного летописца. — Помнится, первенец у тебя сначала под Борградом был, потом у Караима, ну а крайний раз я сей чудный сказ на Алой поляне слышал, аккурат после сечи с Варградом!

— Не, косолапик, теперь-то уж точно!.. У меня свидетель есть! Вон, Мирослав подтвердит!..

— Чего-то не припоминаю…

— Засранец ты, Миропупчик!

— Ладно, Емеля, не бухти! — молодой гигант улыбнулся себе в бороду. — Мы поняли, что