Случайно ли то жутковатое ощущение единства, общности этих двух агентов-спец, мимолетно обжегшее его в момент схватки? Гарлицкий создал для себя телохранительницу, помощницу, любовницу… но кто сказал, что он давным-давно не начал выращивать и собственные тела? Когда Эбен еще входил в Империю – он обязан был консультировать их генетиков. И Эдем, готовый вносить бесконечные спецификации в человеческие тела, мог служить для него самым лучшим, самым безотказным полигоном!

– Теперь, господа, – почти весело сказал Холмс, – прошу всех разойтись по каютам и заняться составлением отчетов.

Алекс молча встал.

– А вас, Романов, – жестко сказал Холмс, – я попрошу остаться!

Самой удивленной казалась доктор Уотсон. Когда Холмс вторично попросил ее уйти, она сдалась, но все-таки обиженно покачала головой.

Алекс требованию задержаться не удивился. Куда более странно было то, что следователь предпочел говорить с ним один на один.

Прежде чем заговорить, Холмс достал из кармана маленький черный диск. Коснулся управляющих сенсоров, положил на пол. Слегка заложило уши, а вокруг словно бы потемнело.

– Теперь мы изолированы от устройств внутреннего контроля вашего корабля, – сообщил Холмс. Алекс смотрел на него все с большим удивлением.

– Я хотел бы получить от вас несколько неофициальных… пока неофициальных, – подчеркнул Холмс, – ответов.

– Только идиот врет следователю-спец, – устало сказал Алекс.

– Да, конечно. Умный – умалчивает. Алекс Романов, что произошло с вами и вашим экипажем?

– О чем вы, Холмс?

– О странном поведении спецов, от которых потребовалось принести себя в жертву ради человечества. Вы, кажется, сами заявляли, что нормальный спец должен с готовностью погибнуть во благо Империи?

– Возможно, стресс? – предположил Алекс. – Мы оказались в столь тревожной и неоднозначной ситуации… к тому же наша общая гибель все равно не устраивала Сей-Со…

– Эту версию я изложу в официальном рапорте, – сказал Холмс. – Возможно – изложу. А сейчас я хотел бы услышать правду.

Под пристальным взглядом следователя Алекс опустил руку в карман и достал маленькую пробирку.

– Некоторое время тому назад, – кладя пробирку рядом с диском, сказал он, – мне в руки попал некий редкий препарат.

– Так, – подбодрил его Холмс.

– Его действие на организм спеца… любого спеца… приводит к блокированию всех эмоциональных изменений.

– Только эмоциональных?

– Да. Память, профессиональные качества, модификации тела препарат не затрагивает.

Холмс аккуратно взял пробирку, потряс. Задумчиво сказал:

– И вы накормили свой экипаж этим препаратом…

– Да. Результат вы видели.

– Я в затруднении, – признал Холмс. – Этот препарат получен вами честным путем?

– Разумеется. Формулу мне назвал его создатель. Как я понимаю, он работал над средством долгие годы. Синтез осуществили в обычной автоматической лаборатории, я честно расплатился… никакого криминала.

– За исключением того, что спецы начинают вести себя как натуралы.

– Это средство не навязывает никаких посторонних эмоций, Холмс. Это не наркотик. Это даже психотропным препаратом можно назвать с натяжкой… Он лишь временно блокирует искаженные спецификацией эмоции.

– Вы говорите так, Алекс, будто спецификация – зло.

– Нет, конечно. Но… разве законы запрещают спецам устранять изменения своей морали?

– К чему запрещать то, что невозможно? – вопросом ответил Холмс. – Еще не существовало прецедента.

– Может быть, им послужит то, что законы Империи разрешают спецу при желании убрать физиологические последствия специализации?

Холмс кивнул. Откинулся в кресле, все еще не выпуская из рук пробирки.

– Вы можете проверить этот препарат, Холмс, – предложил Алекс. – Хватает нескольких капель. Передозировка не страшна. Действует… хм. Несколько суток.

– Это, случайно, не предложение взятки? – живо заинтересовался Холмс.

– Нет, это согласие на следственный эксперимент. Вы можете оценить последствия применения препарата и, если сочтете их опасными, – подвергнуть меня любому наказанию.

– А вы рисковый человек, Алекс Романов… – Холмс нахмурился. – Вы так уверены в моем решении?

– Не уверен, – честно признал Алекс. – Но надеюсь, что вы согласитесь с моим мнением.

– Алекс, дорогой вы мой. – Холмс улыбнулся. – Ну скажите мне, чего будет стоить следователь-спец, способный влюбиться? Пугающийся направленного на него лучемета? Проявляющий сентиментальность?

– Я не знаю, чего вы будете стоить, Холмс. – Алекс чуть подался к нему. – Честное слово, не знаю. Но если только спецификация удерживает вас от того, чтобы брать подношения от бандитов и прятаться от убийц, – грош вам цена. И вам, и вашей матрице Питеру Вальку!

– Вот только не надо давить на мое любопытство, Алекс! – резко ответил Холмс. – Не надо! Это единственное, что у меня осталось человеческое!

– Нет, Ка-сорок второй! Не все! Еще – тяга к правде. А правда – это не то, что вбивают вам в мозги пептидные цепочки! Совсем не то! Правда – то, что вы есть на самом деле!

На какое-то мгновение Алексу показалось, что Холмс сейчас достанет наручники и произнесет стандартную формулу ареста.

Но Холмс опустил глаза.

Несколько секунд он просидел так, понурившись, глядя в пол, покручивая в пальцах пробирку. Потом – резким движением спрятал ее в карман.

– Я приму все меры предосторожности, Алекс Романов, – тихо сказал он. – Учтите. И если вы соврали… пусть даже ненамеренно. Если препарат будет навязывать мне чуждое поведение…

Он не закончил угрозы. Просто встал и вышел из кают-компании.

Писать отчеты – занятие привычное для любого пилота. Алекса иногда даже удивляло, что оно не включено в спецификацию. А может быть – включено, просто признано настолько мелким, что и сообщать о нем не стоит?

Он не стал пользоваться нейротерминалом. Писать текст «мыслью» требует слишком большого контроля над сознанием. Алекс развернул виртуальную клавиатуру и почти полный час барабанил пальцами по воздуху, выстраивая слова в наиболее правильном, красивом… и безопасном порядке.

Ему даже удалось не упомянуть про махинацию, посредством которой Ким Охара попала на корабль. И при этом никто не смог бы сказать, что Алекс в чем-то покривил против истины.

Упоминаний про гель-кристалл Эдуарда Гарлицкого и блокатор эмоций, разумеется, не было вообще.

Пальцы плясали в воздухе, легко касаясь голографических букв. Голубые искры вспыхивали при каждом касании невидимой клавиши. Иллюзорный бумажный лист медленно полз вверх, сворачивался трубочкой, вмещая в себя всю историю первого и последнего туристического полета корабля «Зеркало» и его странного экипажа.