— Но Паркс уже носит титул, — возразила Элизабет, — а я что-то не слышала, чтобы он собирался в отставку.

— Успех вскружил голову, — усмехнулся Александр. — Раздобрел, вот глаза и заплыли — само собой, в переносном смысле. Слишком уж он раздулся от гордыни, этот сэр Генри. Впрочем, его уже не переделать. А еще он любит жить на широкую ногу — опасная привычка для политика, не обладающего состоянием. Робертсон богат, а Паркс по сравнению с ним нищий. На деле это означает отсутствие денег на избрание в парламент, но премьеру полагается некое финансирование… — Он пожал плечами. — Словом, лазейки бывают разные, Элизабет.

— А мне он нравится — еще с тех пор, как приезжал к нам на ужин.

— Да, он обаятелен. А его позицией по вопросу образования для детей я искренне восхищаюсь. Не доверяю только одному — его натуре приспособленца. Сэр Генри клонится туда, куда дует ветер.

* * *

В конце января 1878 года, когда Анне исполнилось десять месяцев, Нелл разыскала отца в библиотеке.

— Папа, — заговорила она, забираясь на колено к Александру, — что с Анной?

Опешив, Александр усадил двухлетнюю малышку лицом к себе и уставился на нее. Личико дочери с возрастом все больше напоминало его собственное — те же надломленные черные брови, тот же удлиненный овал, странный у ребенка, но наверняка привлекательный и пикантный у взрослой девушки. Пронзительно-синие глаза смотрели не по-детски пристально, сосредоточенно и тревожно.

— А ты как думаешь, что с Анной? — спросил Александр, только теперь осознав, что почти не видится со второй дочерью.

— Что-то такое, — уверенно заявила Нелл. — Когда я была маленькой, я помнила все, что ты говорил, и говорила с тобой, папа. Обо всем. А Анна не умеет сидеть. Яшма обманывает — она держит Анну, когда я захожу к ней, но я-то вижу. И глаза у Анны не такие, как у всех, — они смотрят во все стороны. Она пускает слюни. Когда мне надо, я сажусь на горшок, а она нет. Папа, она такая хорошая, она моя сестра! Но с ней что-то не гак, честное слово.

У Александра пересохло во рту. Он облизнул губы, стараясь держаться как ни в чем не бывало и не выдать потрясения.

— Который час? — спросил он.

Так они играли: он научил Нелл узнавать время по стрелкам высоких стоячих часов в углу библиотеки, и с тех пор девочка никогда не ошибалась. Не ошиблась и теперь.

— Шесть часов, папа. Крылышко Бабочки может прийти за мной… — и она засмеялась, повторяя новое выражение, — с минуты на минуту.

— Тогда беги сама разыщи Крылышко Бабочки и удиви ее, — предложил Александр, ставя дочь на пол. — Если уже шесть, пора найти маму. Через час к ужину приедет тетя Руби.

— Как жалко, что мне нельзя ужинать с вами! — расстроилась Нелл. — Тетю Руби я люблю почти как Крылышко Бабочки.

— И даже больше, чем маму? И меня?

— Конечно, нет! — И Нелл выдала очередную мудрость: — Все относительно, папа, ты же знаешь.

— Ну беги, маленькая педантка, — со смехом велел отец и легонько подтолкнул ее к двери.

Прежде чем отправиться на поиски Элизабет, Александр зашел в детскую — в комнату, из которой Нелл выселили после рождения Анны, поскольку леди Уайлер считала, что шумная старшая сестренка помешает ухаживать за слабенькой и недоношенной младшей. Сначала Нелл жила в комнате Крылышка Бабочки, а потом потребовала для себя отдельную.

Александру вспомнилось, что Яшма не покидает детскую ни днем, ни ночью, давно уже не прислуживает Элизабет, предоставив ее заботам Жемчужины и Шелкового Цветка, а свое время всецело посвящает малютке Анне. Вторая девочка оставалась в доме невидимкой, и Александр не раз задавался вопросом: разве может отца интересовать такой хилый младенец, пусть даже родной? Тем более если этот младенец — вторая дочь? Нелл была совсем другой — жизнерадостной, умненькой, любопытной, деятельной и любознательной. Она не позволила бы отцу игнорировать ее — даже в первые месяцы жизни она умела напоминать о себе. Цепкими пальчиками она хваталась за его подставленный палец, гипнотизировала его осмысленным взглядом, пускала пузыри, улыбалась, гулила. В то время как Анну было не слышно и не видно. А ее отец всегда находил причины уклониться от очередного визита в детскую.

Сегодня он вошел не постучавшись, не спросив разрешения у Яшмы — просто взял и вошел. Яшма держала Анну на коленях, одной рукой поддерживая затылочек, и кормила каким-то пюре с ложки. Услышав шаги, Яшма вскинула голову и вздрогнула.

— Мистер Кинросс! — воскликнула она. — Мистер Кинросс, к Анне нельзя, я сейчас кормлю ее!

Вместо ответа Александр поставил перед нянькой и ребенком деревянный кухонный стул и сел с каменным лицом.

— Дай мне ребенка, Яшма.

— Не могу, мистер Кинросс. Подгузник грязный, она вас перепачкает, от вас будет пахнуть!

— Подумаешь, запах — не впервой. Давай ее сюда, Яшма. Живо.

Передать Анну из рук в руки было непросто: ребенок напоминал тряпичную куклу и не мог сам держать голову, но наконец его усадили на колени к отцу. Ограбленная Яшма дрожала, на ее лице застыла маска страха.

Впервые Александр пристально взглянул на младшую дочь и сразу понял, что Нелл права — несмотря на то, что в свои десять месяцев Анна была миловиднее, чем старшая сестра, ухоженнее и упитаннее. Черные волосы, черные бровки и реснички, серовато-голубые глаза, бессмысленный взгляд которых ни на чем не останавливался. Но какие-то мыслительные процессы происходили в этой головке, потому что Анна сразу поняла, что ее держат незнакомые руки, что она сидит не на привычных коленях Яшмы. Извиваясь и отталкивая чужака, она расплакалась.

— Спасибо, Яшма, возьми ее, — велел Александр, желая посмотреть, насколько быстро успокоится Анна. Это произошло почти немедленно: едва очутившись на руках у Яшмы, девочка умолкла и открыла рот, требуя еды.

— А теперь скажи мне правду, Яшма, — негромко продолжал Александр. — Давно ты поняла, что Анна сильно отстает в развитии?

Слезы покатились по щекам китаянки; вытереть их было нечем — обе руки занимал ребенок.

— Почти сразу, мистер Кинросс, — всхлипнула она. — Бидди Келли тоже поняла. И миссис Саммерс. О, как они потешались в кухне! Но я схватила нож и пригрозила перерезать им глотки, если они хоть кому-нибудь в Кинроссе разболтают про Анну.

— И они тебе поверили?

— Да. Они поняли, что так я и сделаю. Ведь я узкоглазая язычница.

— Что умеет Анна?

— Мистер Кинросс, она понемногу выправляется, честное слово! Только учится долго, очень долго. Видите, она уже умеет есть с ложки. Научить ее было нелегко, но она способна учиться. Хун Чжи из китайской аптеки показал мне, как надо делать Анне массаж шеи, чтобы она со временем научилась сама держать голову. — Яшма прижалась щекой к детским кудряшкам. — Клянусь вам, сэр, мне очень нравится ухаживать за ней! Анна — мой ребенок, она принадлежит только мне — ни Жемчужине, ни Крылышку Бабочки… Пожалуйста, сделайте милость, не отнимайте ее у меня! — И она снова залилась слезами.