Сэр Гарри непринужденно развалился в кресле и, казалось, полностью расслабился, но лицо его выражало живейшее внимание ко всему, сказанному гостем. Катарина поставила локти на стол, положила подбородок на ладони и не отводила взгляда от губ Родни, глаза ее слегка щурились, а ее собственные губы соблазнительно морщились.

И Филлида тоже слушала! Лизбет, следившая за сестрой, заметила, что та искренне увлечена рассказами Родни. Она немного подалась вперед, так что ее изящно посаженная головка и безупречные плечи смотрелись особенно выгодно.

Лизбет поняла вдруг, что больше не вынесет. Когда Родни вышел из комнаты, чтобы заплатить за лошадей, на которых приехал из Плимута, своим провожатым, пожелавшим двинуться в обратный путь на рассвете, Лизбет уцепилась за эту возможность.

— Я поеду в Лондон завтра утром, — сказала она. — Теперь, когда мастер Хокхерст вернулся, мне неприлично задерживаться дольше.

Лицо сэра Гарри выразило облегчение.

— Тем более, что платья готовы, — подхватила Катарина.

Лизбет нисколько не сомневалась, что мачехе не терпится с ней распрощаться. Прежде чем Родни вернулся, Лизбет вышла, чтобы подняться к себе, но, проходя по холлу, внезапно столкнулась с ним лицом к лицу. Она быстро оглянулась и, никого не увидев, положила ладони ему на предплечья и быстро прошептала:

— Френсис мертв. У меня нет времени рассказывать, как и почему он умер, но говорите отцу и всем прочим, что он вел себя храбро, и вы гордитесь им. — Она умоляюще смотрела на него.

— Я сделаю, как вы просите, — пообещал Родни.

— Спасибо. Ах, как я вам признательна. — Ее полные благодарности глаза встретились с глазами Родни, и слова замерли на ее губах. Они стояли так близко друг от друга, что она расслышала, как он судорожно вздохнул воздух. На мгновение все вокруг закружилось и исчезло. Они с Родни оказались одни на краю света, где ничего и никого больше не было, кроме них двоих.

Но в следующую секунду, как гром среди ясного неба, грянул голос сэра Гарри:

— Возвращайтесь к огню, Хокхерст. Боже милостивый, здесь холодно, как в церковном приюте!

Лизбет оглянулась через плечо. Ее отец стоял в дверях парадной залы с бокалом в руке.

— Уже иду, сэр, — ответил Родни. — Мы с Лизбет как раз обмениваясь впечатлениями о плавании.

— Если девчонка еще не наговорилась, ведите ее назад к огню, — раздраженно сказал сэр Гарри.

Но Лизбет уже взбегала вверх по лестнице.

— Спокойной ночи, Родни! — Ее голос отразился от стен холла многократным эхом. Если Родни и ответил ей, она не расслышала его. Дверь спальни за ней закрылась. Лизбет села к туалетному столику. Он вернулся к Филлиде! Она надеялась, что ее сестра поднимется наверх вместе с ней, но Филлида, у которой еще несколько дней назад недоставало сил, чтобы подняться с кровати, теперь как ни в чем не бывало сидела и слушала Родни.

Лизбет позволила няне снять с себя и убрать одежду и сделала вид, что ложится. Но она знала, что сегодня ей не заснуть. Она взяла книгу и попыталась читать, но два часа спустя, услышав, как остальные поднимаются по лестнице в свои спальни, поняла, что ни одно слово из переворачиваемых ею страниц не проникло в ее сознание.

Они снова под одной крышей с Родни! Она часто думала о нем, когда он лежал на своей койке на другом конце корабля, но теперь, когда он был в Камфилде, ее родном доме, Лизбет казалось, что он гораздо ближе к ней, чем прежде. Лизбет вспоминала опасности, которые они вместе преодолели, и гадала: а не думает ли он о ней сейчас, лежа на мягком пуховике в роскошно обставленной гостевой спальне?

Потом ей вспомнилось, как смотрела на него Филлида за обеденным столом, и она поняла, что тешит себя глупой надеждой. Дон Мигуэль находил ее прелестной, но разве могла она сравняться красотой с бело-золотистым очарованием сводной сестры?

Лизбет задула свечи, вылезла из-под одеяла, раздвинула шторы и села на подоконнике, вглядываясь в темноту. Она услышала завывание ветра, стук дождевых капель по оконной раме, и ее охватило острое чувство одиночества. Умер Френсис, умерла мама, не осталось ни одного по-настоящему близкого ей человека. Завтра она уедет отсюда и, возможно, служа королеве, сумеет забыться.

Лизбет долго слушала, как часы отбивают четверть за четвертью, а потом, должно быть, заснула, потому что, проснувшись от холода, увидела себя сидящей на подоконнике в неудобной позе, а за окном брезжил серый рассвет. День снова обещал быть пасмурным, но Лизбет это порадовало — ничто не будет напоминать ей о ярком карибском солнце.

В девятом часу Лизбет, позавтракав у себя, спустилась вниз. У двери ее ждали эскорт слуг и лошадь, а багаж был погружен в возок, в котором вместе с ней ехала в Лондон няня. Лизбет хотела попрощаться с Филлидой, но ей сказали, что Филлида спит. Лизбет знала, что и Катарина никогда не поднимается в такую рань, и испытала облегчение от того, что не придется прощаться с мачехой.

Но отец был уже на ногах, как она и ожидала. Он энергично расцеловал ее, наказал следить за своим поведением и вложил ей в руки тяжелый кошелек.

— Когда понадобятся деньги, немедленно присылай за ними в Камфилд, — прочувствованно произнес он.

— Спасибо, отец.

Но она понимала, что сэр Гарри расщедрился не столько ради нее самой, сколько ради должности, которую ей предстояло занять при королеве и которую он рассматривал как дань уважения его достоинству. Лизбет попрощалась с собравшимися в холле слугами, после чего егерь подсадил ее на любимую лошадь.

Сейчас она выглядела совсем иначе, чем тогда, когда скакала верхом по лугам Камфилда. Чтобы не шокировать лондонцев, Лизбет отказалась от своих любимых коротких бриджей и длинных ботфортов. В дорогу она надела зеленую бархатную амазонку с широченной юбкой и шапочку с канареечного цвета султаном, спускавшимся почти до плеч.

Руками в перчатках Лизбет подобрала поводья и уже хотела отдать приказание трогаться, но тут увидела, как кто-то вышел из двери дома и быстро направился к ней. Она почувствовала, как сердце бешено заколотилось в ее груди.

— Вы разве уезжаете, Лизбет? — Ей показалось, что в его голосе прозвучал испуг.

— Да, в Лондон. Отец расскажет вам, что я собираюсь стать фрейлиной королевы.

— Я не знал об этом… — Что-то еще, кроме удивления, промелькнуло в его лице, или ей это только показалось? — Мы с вами даже не побыли наедине, — добавил он. — А нам надо очень многое обсудить.

— Боюсь, мне уже пора ехать, — быстро сказала Лизбет, боясь, что не выдержит и потеряет контроль над собой. Ей еще ничего так не хотелось в жизни, как наклониться и прижаться губами к его губам, невзирая на неминуемый жуткий скандал, который вслед за этим разразится. Она опустила глаза, не смея снова взглянуть на него.

— Мне пора, — повторила она, трогая лошадь с места. — Все уже готово.

Лошадь пошла вперед, ускоряя шаг.