В 1746 г. у Адольфа Фредерика родился первенец, названный Густавом (будущий Фуфлыга). С середины XVIII века в Европе пошла мода на «просвещенных монархов». Не отставала от такой моды и шведская королевская семья. Юного Густава с детства приучали к книгам Вольфа, Локка, Монтескье, Вольтера, Расина и Корнеля. Принц Густав настолько хорошо овладел французским языком, что говорил и писал на нем лучше, чем по-шведски. Густав обожал театры и, став королём, даже сам начал сочинять пьесы. Его фраза – «Весь мир – это подмостки сцены. А все мужчины и женщины главным образом актёры» – вошла в историю.

Да и вся жизнь короля Фуфлыги напоминала пьесу, точнее, трагикомическую оперетту.

О смерти отца Густаву сообщили вечером 1 марта 1771 г., когда он сидел в ложе парижского оперного театра. В Стокгольм он вернулся уже не принцем, а королём Густавом III.

Получив большую субсидию от Франции, Густав III организовал государственный переворот. 19 августа 1772 г. риксдаг под дулами пушек принял пакет новых законов, которые существенно увеличивали власть короля. Правительство Швеции превращалось в совещательный орган. Риксдаг, в ведении которого оставались законодательство и налогообложение, созывался теперь лишь по воле короля.

Накануне государственного переворота в Швеции прозорливая Екатерина II писала к госпоже Бьельке: «Сердце говорит мне, что ваш любезный шведский король и его милая маменька не сделают ничего путного».

С первых дней своего царствования Густав III начал подготовку к войне с Россией. Уже в 1775 г. он заявил своим приближенным: «Должно, не теряя ни одной минуты, готовиться к обороне. Чтобы окончить по возможности скорее такую войну, я намерен всеми силами напасть на Петербург и принудить таким образом императрицу к заключению мира».

Но это не мешало Густаву рассыпаться в комплиментах своей «сестре» Екатерине[81] и предлагать ей союз. Густав писал: «Я люблю мир и не начну войны… Швеция нуждается в спокойствии… Король этого государства не может начать войны без согласия чинов, и то обстоятельство, что он сам в этом отношении связал руки себе и своим наследникам, должно считаться ручательством основательности такого убеждения с его стороны».

Екатерина и Густав в течение нескольких лет обменивались весьма дружескими, исполненными любезностей письмами. Для встречи с Екатериной Густав в 1777 г. приехал в Петербург, а в 1783 г. – в Фридрихсгам. Во время второй и последней встречи Екатерина подарила «брату» Густаву 200 тысяч рублей.

Густав деньги взял, но по-прежнему бахвалился перед своими придворными планами нападения на Россию. Но и в окружении короля были глаза и уши императрицы. Осенью 1783 г. Екатерина в письме к «брату» процитировала его бахвальство: «Говорят, что вы намерены напасть на Финляндию и идти прямо к Петербургу, по всей вероятности, чтобы здесь поужинать. Я, впрочем, не обращаю внимания на такую болтовню, в которой выражается лишь игра фантазии».

В 1787 г. началась Русско-турецкая война. Франция и Турция выделили Густаву III огромные субсидии. Кроме того, Густав ввёл королевскую монополию на производство и сбыт водки, любимой шведами не менее, чем русскими. Король решил, что настал его звёздный час. По конституции Швеции запрещалось королю первому начинать войну, иное дело, если королевство подвергнется опасности извне…

Весной 1788 г. Густав распространяет слух, что русский флот внезапно собирается напасть на Карлскрону. На самом деле русские, наоборот, хотели отправить лучшие корабли Балтийского флота под командованием адмирала П.В. Чичагова в Средиземное море для борьбы с турками.

В Петербурге досконально знали о вооружении шведской армии и флота, но поделать ничего не могли.

18 марта 1788 г. Екатерина II писала Г.А. Потёмкину: «Слух носится у Шведции, будто Король Шведский в намерении имеет нас задирать. Граф Разумовский, о сем слухе говоря с старым Графом Ферзеном, сей ему сказал, что без сумесшествия сему верить нельзя, mais que d’un cerveau un peu derange on peut tour attendre[82]. Что заподлинно в сем деле есть, – то, что в Карлскрону послано приказание вооружить двенадцать военных кораблей и несколько фрегатов. Деньги в Голландии негосиирует, и в Финляндии Шведской делаются приготовления к лагерям. Также три полковника из Финляндии призваны к Королю в Стокгольм и паки отправлены в Финляндию. Генерал Поссе объезжает границу и делает магазин – 14 000 бочек всякого хлеба»[83].

27 мая 1788 г. обеспокоенная императрица пишет своему другу Григорию Алексеевичу: «Буде же полоумный король шведский начнет войну с нами, то… графа Пушкина назначу командиром армии против шведов». Екатерина всеми силами хотела предотвратить войну и пыталась уверить себя и своих приближенных, что все приготовления Густава – большой блеф. 4 июня Екатерина писала Потёмкину в турецкую армию: «Пока сила турецкая на вас обращена, Король Шведский, получа от турок денег, вооружил военных кораблей до двенадцати и переводит войска в Финляндию. Все сии демонстрации идут, я думаю, на тот конец, чтобы флот, снаряжаемый на Средиземное море, тем остановить. Но сей, несмотря на то, пойдет в свой путь, и буде ему сделают на дороге препятствие, то будет искать истребления препятствия. У нас же мысли разделены: Вице-канцлер говорит – «Не выходя отселе, бить шведский флот, хотя и не задерет», а другие говорят – «Как наш флот уйдет, тогда шведы задерут». А мне кажется, они не задерут, а останутся при демонстрации. Осталось решить лишь единый вопрос, терпеть ли демонстрации? Если б ты был здесь, я б решилась в пять минут что делать, переговоря с тобою. Если б следовать моей склонности, я б флоту Грейгову да эскадре Чичагова приказала разбить в прах демонстрацию: в сорок лет шведы паки не построили бы корабли. Но зделав такое дело, будем иметь две войны, а не одну, а, может быть, потянет за собою и следствия непредвидимые»[84].

По распоряжению императрицы русский посол в Стокгольме граф Разумовский передал шведскому министру иностранных дел записку, в которой от имени императрицы требовал объяснений по поводу вооружений Швеции. В записке было сказано: «Императрица объявляет министерству его величества, короля шведского, а также и всем тем, кои в сей нации некоторое участие в правлении имеют, что ея императорское величество может только повторить им уверение своего миролюбия и участия, приемлемаго ею в сохранении их спокойствия», и пр.

Густав III воспринял это разумное и вполне миролюбивое послание как «казус белли» (повод к войне) – нельзя, мол, русскому послу обращаться к риксдагу и населению.

Шведский король предъявил России ультиматум: наказать русского посла графа Разумовского, отдать шведам земли в Финляндии, отошедшие России по договорам 1721 и 1743 гг., а также всю Карелию, турецкому султану вернуть Крым и заключить мир с Турцией на