Гаспаро дель Корсо был лысым господином, который, в отличие от Алисы Токлас, просто светился приветливостью и был очень улыбчив. Он был одет ярко, как умеют одеваться только итальянцы: шелковая рубашка с золотыми запонками, в нагрудном кармане – оранжевый платок. Все трое развлекались светским разговором.

– Amore, – наконец сказала синьора Брин мужу, – расскажи нашему другу о своих планах.

Синьор дель Корсо начал с того, что Италия переживает настоящую эпоху Ренессанса в искусстве.

– Нужно воспользоваться этим – сейчас или никогда. Ваша княгиня должна это сделать.

– Почему и как? – спросил Патрик.

– Она такая замечательная…

– Безусловно, но как она может воспользоваться этой ситуацией?

Гаспаро дель Корсо рассказал о своем проекте: мадам Рубинштейн должна будет выбрать десять итальянских художников, чья нога никогда не ступала на землю Америки и которым он бы дал заказ изобразить воображаемые сцены из американской жизни. Эти произведения потом должны будут выставляться по всей Европе и Соединенным Штатам. Идея казалась синьору дель Корсо очень интересной и оригинальной.

– Вы обязательно должны рассказать это Мадам.

– Но мне кажется, вы сами должны обсудить с ней ваш проект, – удивился молодой секретарь.

– Я уже это сделал, но она сказала обратиться к вам!

Патрику О’Хиггинсу идея на самом деле показалась замечательной, тем более что такой проект идеально соответствовал стилю рекламы, который Мадам обожала. Он бросился разыскивать ее в толпе и после отчаянных поисков в течение четверти часа наконец обнаружил ее за восторженной беседой в компании Андре Мальро и Анри Картье-Брессона[116]. Оба провели много лет на Дальнем Востоке и так же, как и Хелена, интересовались искусством Океании и Африки.

Как только она увидела секретаря, Мадам тут же спросила, что он думает о проекте «этого итальянца, имя я забыла». Патрик сказал, что проект очень ему нравится, и Мадам решила, что они вдвоем как можно скорее должны поехать в Рим. Хелена всегда доверяла быстрым решениям и проектам, которые интуиция подсказывает ей исполнять немедленно.

По дороге домой она объявила Патрику, что пригласила «всех этих людей» на набережную Бетюн, но кроме Андре Мальро, не помнит ни одного имени.

– Найдите их всех. Позвоните Мари-Луизе, она вам поможет.

У Мари-Луизы Буске Мадам пригласила всех на прием в воскресенье – оставалось три дня. «Я не помню точно, кто был поблизости», – только и могла она сказать. К субботнему утру Патрику удалось разыскать пятнадцать человек из приглашенных, и Мадам отвезла его в поместье Комб, чтобы запастись всем необходимым. Хелена купила этот небольшой дом в окрестностях Парижа, в Комб-ля-Вилль, когда вышла замуж за князя Гуриели, но он не очень любил деревню и редко приезжал туда. Зато Хелена обожала запасаться там овощами и фруктами из собственного сада и огорода, не говоря уже о кроликах и цыплятах, которых там разводили. Она считала их особенно вкусными.

В Комб их отвезла Жервез. В Париже Жервез служила семье Рубинштейн уже двадцать лет. Сама она была с юга Франции. Мадам пользовалась ее услугами постоянно, потому что «эта женщина может все. Только подумайте! Она готовит, следит за домом, шьет, работает в магазине и к тому же умеет водить машину!».

Мадам, у которой не было прав, очень ценила возможность поехать куда-нибудь в конце недели, особенно если это была машина ее служащих.

– Почему я сама не езжу? Я экономлю бензин, к тому же Владимир – будь он неладен – требует выходных.

Хелена не хотела покупать машину, потому что считала, что любой автомобиль падает в цене наполовину начиная с первого дня после покупки. В Париже проблема передвижения решалась с помощью шофера-телохранителя. В других местах, например в Нью-Йорке, она или брала машину напрокат, или ездила на такси. Она купила и содержала машину в Париже только потому, что все расходы по ее содержанию неявным для фининспектора образом перечислялись на счет магазина.

С первых же слов Патрик понял, что Жервез и Хелена прекрасно понимают друг друга. В течение получаса дороги от Парижа до Комба, Мадам дремала в машине, а Жервез не переставая говорила обо всем подряд, но главным образом о себе, подчеркнув, что она «мадемуазель, но отнюдь не девственница». «Возраст Жервез определить было сложно, манеры у нее были грубоватые – казалось, она годами жила у моря».

Вскоре они приехали на место. Это оказалась лесистая долина, где стояли домики, увитые диким виноградом. Самое большое здание, старая мельница, квадратная высокая башня с зелеными ставнями на окнах, было построено из серого камня, конусообразная крыша покрыта черепицей. Тенистую лужайку обрамляли пихты, река разделялась на несколько маленьких каналов, которые окружали дом, сливаясь в один большой поток, журчащий по пересохшему когда-то руслу – там раньше находилось колесо старой мельницы.

Внутри обстановка была в стиле эпохи Людовика XIII, довольно строгая и скромная, совсем не похожая на обычное убранство домов Хелены Рубинштейн. Главная комната, старинная столовая мельницы, под окнами которой бежала река, была декорирована Янсеном. В углу комнаты стояло большое канапе, покрытое белой кожей, и старинный стол. Потолок укреплялся балками, как и в галерее, проходившей сквозь комнату. Стены были покрыты плотной штукатуркой светло-бежевого цвета, а на окнах висели занавески из ядовито-зеленой тафты. В других комнатах тоже стояла мебель деревенского стиля, несколько картин украшали маленькую гостиную с камином времен Людовика XVI. Никаких полотен современных мастеров, миниатюр и туземного искусства.

Глядя на мельницу, Хелена сказала Патрику: «Ненавижу этот дом. Он не по мне и к тому же никак не используется». Она предложила пойти «утащить несколько яиц», пока Жервез занимается цыплятами.

Для работы на мельнице Мадам наняла супружескую пару. «Он выращивает овощи, а она их готовит». Полакомившись омлетом, все трое отправились на ферму за яйцами, курами, картошкой, салатом и цветами, которые выращивал садовник в оранжерее.

На следующее утро, в воскресенье, войдя на кухню в квартире на набережной Бетюн, Патрик обнаружил там Мадам в компании кухарки Эжени. Дамы пили дымящийся кофе из больших фаянсовых пиал, как любят французские крестьяне. Патрик О’Хиггинс был в этот момент поражен сходством двух женщин. «Мадам без макияжа и украшений выглядела так же грубовато, как и ее кухарка. Их прически – волосы, убранные в узел на затылке, были совершенно одинаковыми. Обе сидели в одинаковой позе – так сидят женщины, которые провели большую часть жизни на жестких неудобных стульях».

Молодого человека пригласили налить себе кофе, чтобы составить компанию – обсуждалось меню. Обе казались спокойными и расслабленными, но он стал свидетелем забавной сцены.