…

Умер Сталин…

…

Стройка кончилась. Пойду на завод…

…

Меня, как передовика производства и в связи с осуждением культа Сталина, приняли на рабфак, и я поступил в МГУ на филологический факультет. Я просто счастлив! Я безумно счастлив! Я живу в том здании, которое строил. Я учусь в его аудиториях! Я занимаюсь такой чудной наукой – словами, которые порой сильнее любого фундаментного железобетона, крепче любой металлической арматуры…

…

Я учусь. С таким удовольствием учусь. Надо столько много читать. Но как же странно, что читать – это обязанность. Нет, каждый день я с удовольствием читаю, читаю, читаю-перечитываю: Гомера, Кальдерона, Жуковского, Пушкина, Мольера, Карамзина, Белого, Мандельштама…

…

Я живу между комнатой, аудиториями и библиотекой. Таскаю туда-сюда огромные стопки книг. Но это не в тягость. Это огромное наслаждение читать, читать, читать…

…

На каникулы все разъехались по домам. А мне некуда ехать. И не хочу. Я хочу читать и читать: Золя, Тургенева, Диккенса, Салтыкова-Щедрина, Бальзака, Гоголя, Короленко…

…

Вызывали в „комнату без номера”:

– Вы очень перспективный, толковый студент. Не сомневаемся, что несмотря на некоторые анкетные данные, идеологически выдержанны и готовы помочь своей стране.

– Конечно, – подтвердил я.

– Вот и договорились. Время от времени мы будем встречаться, и вы будете рассказывать, что и кто из ваших друзей, соседей и однокурсников говорит о нашем социалистическом строе, о линии партии и правительства…

Я растерялся и даже не нашелся, что ответить. А мне дальше:

– А мы такому сознательному товарищу поможем вступить в коммунистическую партию.

Конечно, я не собирался становиться стукачом, доносить на своих товарищей. Но понимал, что так просто от таких предложений не отказываются. Но, кажется, нашелся:

– К сожалению, я еще не готов, не созрел для партии.

– Самокритичность это хорошо. Но вы подумайте хорошенько. Нам такие люди нужны…

Я вышел и постарался забыть об этом разговоре.

…

И еще один новый учебный год. Я познакомился с Мариной. Она тоже филолог. Только она любит больше отечественных писателей, Марина без ума от Достоевского, Толстого, Бунина. А я вот открыл себе Лоренса Стерна – английского романиста. Очень, очень интересный писатель:

„Был прекрасный тихий вечер в самом конце мая – малиновые занавески на окне (того же самого цвета, что и полог у кровати) были плотно задернуты – солнце садилось и бросало сквозь них отблеск такого теплого тона на лицо хорошенькой fille de chambre – мне показалось, будто она краснеет – мысль об этом бросила меня самого в краску – мы были совершенно одни, и это обстоятельство навело на мои щеки второй румянец прежде, чем с них успел сойти первый…”

…

Я много работаю с книгами. У меня есть Марина. Что еще нужно? Чтоб учеба не кончалась…

…

Почти не пишу в дневник. Свободного времени нет. Когда нет занятий, то у меня есть Марина…

…

Как летит время. Мы уже старшекурсники. Скоро?…

…

Меня снова вызвали в „комнату без номера”:

– Хотите нам что-нибудь рассказать?

– Да нечего, вроде, все мои товарищи морально устойчивы, идеологически выдержанные…

– А, может, расскажете какой-нибудь политический анекдот.

– Какой это политический?

– Ну и с тех, над которыми вы смеетесь, когда собираетесь в комнате у Василия Горелого?…

– Что-то я таких не припоминаю.

А мне зачитывают из лежащего на столе листочка:

– Вот этот, например, „Хрущев посетил свиноферму. Свиньи: "Хру… хру… хру… ". А он своим сопровождающим: «Кормите лучше, чтобы полностью выговаривали»…”. Припоминаете?

– Нет.

– А этот? „Хрущев послал новый сорт советской колбасы на анализ за границу. Оттуда пришел ответ: «Господин Хрущев, в вашем кале глистов не обнаружено»”. Знакомо?

– Нет.

– Тогда, может быть, вы слышали этот: „Хрущев посетил свиноферму. Редакция «Правды» обсуждает текст подписи под фотоснимком, который необходимо поместить на первой странице. Отвергаются варианты «Товарищ Хрущев среди свиней» и «Свиньи вокруг товарища Хрущева». Окончательный вариант подписи: «Третий слева – товарищ Хрущев»”. Вспомнили? Кто его рассказывал?

В нашей компании не так много народа. Все хорошие ребята. Неужели кто-то из них доносчик? Вася Горелый, Андрей Важнов, Миша Коровин, Валя Кочаев…

– Честно говоря, я как-то не помню, чтоб кто-то вообще рассказывал политические анекдоты.

– А вы вспомните, вы ведь в аспирантуру собираетесь поступать…

– Откуда…

– Мы все знаем. Ведь собираетесь же в аспирантуру?

– Собираюсь.

– Вот и подумайте над тем, о чем мы говорили во время нашей первой встречи…

Я старался не думать…

„Мне показалось странным, что нищий назначает размер милостыни и что просимая им сумма в двенадцать раз превосходит то, что обыкновенно подают в темноте…”».

Я оторвался от дневника. Потом еще раз перечитал имена и фамилии друзей Алексея Горлачева: Вася Горелый, Андрей Важнов, Миша Коровин, Валя Кочаев… Андрей Важнов, Андрей Важнов… Эта показалась мне знакомой. Где я мог слышать ее? И вроде бы совсем недавно.

Не вспомнил, и продолжил читать:

«Сколько еще остается непрочитанного, непонятого. Да, я хочу, хочу учиться дальше…

…

Ура! Мы с Мариной поступили в аспирантуру. Теперь я буду настоящим ученым. Тема мой будущей диссертации „Лоренс Стерн. Сентиментальное путешествие, как литература 21 века”. В аспирантуру поступили и Вася Горелый, и Андрей Важнов…

…

Меня снова вызывали в „комнату без номера”:

– Поздравляем с поступлением в аспирантуру.

– Спасибо.

– А ведь это мы вам помогли, рекомендовали.

– Спасибо.

– Надеюсь, мы найдем общий язык…

Не думаю…

…

Вызывали еще два раза. Я ничего не говорил Марине. Она увлеченно работает над своей диссертацией по „Запискам из мертвого дома” Достоевского. Мы собираемся расписаться…

…

Во время выборов в комитет комсомола я выступил на собрании. Мне было дико, что нашим идейным вожаком может стать нелучший студент – бывший троечник, неожи данно защитивший диплом „на пять” и неизвестно как поступивший в аспирантуру: