не возражал Заметкин, но Губин, похоже, ждал не этого и вроде бы оскорбился, потому что дернулся, отвернулся и замолк, скучающе глядя в сторону.

— Утешать и поддерживать тебя я не буду, — безжалостно продолжал Заметкин. — Сам себя переваривай, какой есть. И в романе ты будешь выглядеть не лучше. Вот как я мог бы вас отобразить… Во-первых, фамилии. Губин — как ярко выраженный отрицательный персонаж — будет зваться просто Губаном. С Букваревым сложнее: у него чистые как весенний ветер порывы. Но и он насчет клубнички не хотел бы промахнуться, потому что годы у него тоже уходят, с чем он не хочет мириться. Он копается в себе, не дает покоя другим и выкидывает коленца. Ему можно бы дать фамилию Буквоедова, но это будет не совсем точно. За сложность натуры и раздвоенность он достоин и сложной фамилии, а именно — Буквоедов-Сердцеедов.

Заметкин, не сдерживая себя, захохотал от радости, замахал руками. Он был явно доволен своими способностями.

Усмехнулись и гости, хотя и не очень весело. Однако в комнате сама собой устанавливалась атмосфера полного товарищеского взаимопонимания и молодеческого стремления поспорить, поострить, атмосфера почти такая же, какая царила в студенческом общежитии, где легко уживались и шутки, и ругань, и столкновения целых философских систем.

— Начнем набрасывать образ и судьбу Буквоедова-Сердцеедова, — продолжал Заметкин. — Ты пошляк, Буквоедов-Сердцеедов! Где же твоя любовь? На какую полку забракованных проектов ты ее положил? И в шкаф не спрятал? В архив не сдал? Тогда я не понимаю того, что вижу! Это ты сидишь передо мной? Да. Жив и почти спокоен? Не бледен и взор не горящий? Почему ты не вянешь от неутоленной страсти, не топишься и не стреляешься? Ведь тебе же опротивели семья, пеленки, проекты, Воробьихинские! Ты же нашел свою звезду, свой идеал, свое счастье на стороне! В образе юной выпускницы техникума с зелеными глазами и в тренировочных штанах! Я не видел ее, но, по твоим словам, это свежайшая и соблазнительнейшая особь! От таких легко сходят с ума тридцати-сорокалетние мужчины с высшим образованием, особенно те, которые считают, что собственная жена ему уже скучна и вообще не пара, которые возомнили о себе больше положенного и присваивают себе право на дополнительные вольности и услады. Такие мужчины самонадеянны. И горе им, если постигнет их разочарование, если юная прелестница засмеется над ними и натянет им нос. Где твой пистолет? Ты должен застрелиться при свидетелях!

— Не трогай ее! И вообще полегче, — свирепо бросил Букварев. — Сам сбиваешься на пошлости!

— Но я же о Буквоедове-Сердцеедове! — воскликнул Заметкин. — Он должен, спятивши от любви, бросить семью, работу и с чемоданом в одной руке и с молодой подругой в другой сесть на первый поезд дальнего следования и уехать в неизвестном направлении, причем уехать тайно, под покровом ненастной или просто темной ночи. И чем темней будет ночь, тем лучше. Я уж постараюсь не пожалеть на нее чернил! Буквоедов-Сердцеедов и его очаровательная спутница еще не знают, что за ними вскоре последует злодей Губан, который вдруг возгорелся страстью очиститься и в котором тоже заговорила любовь, но любовь коварная, низкая, поскольку он еще больший пошляк и мерзавец…

Да, если Сердцеедов-Буквоедов не застрелился и не бросился с моста в загрязненные воды, то он удрал с возлюбленной. Только так ведут себя истинные жертвы губительной страсти, достойные внимания романиста. Но на чужбине у него не клеятся дела по службе и с квартирой, и он стареет, раздражаясь, на глазах у юной подруги, которая наконец-то расцвела на полную мощность и требования которой возросли. В глазах ее Серцеедов становится брюзгливым, немощным и прилипчивым, в общем, скверным надоевшим старикашкой. Она все чаще отворачивается от него и мечтательно вертится перед зеркалом, а по вечерам подозрительно и возмутительно поздно приходит домой к изнывающему мужу, который сидит, сложив бледные слабые руки, и голова у него подергивается от нервного тика. Молодой половине Сердцеедова стало интересно с коварным наветчиком Губаном, который живет там тайно от Сердцеедова, но рядом. Он клевещет на Сердцеедова, и легкомысленная красотка верит ему и решает бросить дряхлого мужа. Итак, он брошен.

Измученный и больной, никому не нужный, Сердцеедов с повинной возвращается к первой жене и повзрослевшим детям. Они прощают его, и он не слышит из их уст ни одного упрека. Он живет с ними униженно и понемногу свыкается со своим положением, но силы его на исходе. Он износился, и успокоение, смирение его оборачивается безвременной, а может, и своевременной смертью. Семья устраивает ему негромкие, но достойные похороны. Могила его скромна, но ухожена…

Молчите, несчастные! — крикнул Заметкин, видя, что гости пытаются протестовать. — Я еще должен проследить бесславный путь Губана. Отнятая у Сердцеедова жена бросает его еще быстрее, потому что она скоро разбирается, как омерзителен Губан. Этого удара он не переносит. Он вешается в дровянике рядом с помойкой, и труп его отвратителен. Молодая жена не пошла за его гробом, да и никто не шел. Его увезли из морга на казенном автобусе с большой скоростью. Расходы по похоронам пришлось взять на себя горсобесу. На его могиле нет даже тумбочки. Никто не стоит над ней, скорбно склонив голову, и не приносит цветы. Лучше бы ему и не рождаться…

Теперь о дальнейшей судьбе молодой обольстительницы. Оказывается, обоим своим мужьям она изменяла с длинноволосым молодым прохвостом, который сам бросил ее, когда она пожелала пригласить его на короткую прогулку в загс. Она осталась свободной и одинокой, продолжала следить за своей внешностью, но годы общения с Буквоедовым-Сердцеедовым, Губаном и молодым парнем дали себя знать. Она подурнела и приобрела вульгарные манеры. На нее смотрели как на бывалую, но сомнительного поведения и роковой репутации вдову. Никто не брал ее замуж, даже самые отчаявшиеся головы, потому что все знали, чем кончили два ее первых мужа. Пошляки еще изредка резвились вокруг нее, но как-то быстро линяли и исчезали. Жизнь ее стала необязательной, хотя жила она еще долго… Все. Вот такой конспект романа я набросал, глядя на вас.

— Силен! — хохотнул Губин. — Дар воображения У тебя не отнимешь. Но уж слишком далеко ты хватил. Неужели ты веришь, что я помчался бы, бросив все, к черту на кулички, чтобы отбить новую жену У Букварева? Чушь!

— Хорошо. Прикинем резервный вариант. Оба вы