Гости поднимались по лестнице, покрытой красной дорожкой, и оставляли в прихожей пальто, шарфы и зонты. Кое-кому приходилось снимать и калоши. Погода стояла безоблачная, но эти люди берегли свое здоровье.

Большинство гостей приехали на своих машинах. Некоторые приехали на трамвае. Один пришел пешком.

Они съехались со всех концов страны, чтобы встретиться в этот летний вечер, хотя, собственно говоря, ничего не знали друг о друге. Они расстались много лет назад и сильно переменились за истекшие годы. Они обзавелись очками, животами и усами. Они полысели и поседели. Одни стали худыми и костлявыми, другие потолстели и обрюзгли.

Они изменились до неузнаваемости.

Они сердечно трясли друг другу руки, так что позвякивали запонки на манжетах. Они говорили друг другу «ты», слегка смущаясь, потому что не узнавали друг друга, и им приходилось прежде всего называть себя.

Всем им было по сорок три года. Мужчины в расцвете лет. Зрелые, опытные мужи, полные сил и энергии. Люди с солидным положением, облеченные ответственностью и властью. Занятые люди, которым дорога каждая минута. Им пришлось отложить много важных дел, чтобы встретиться в этот вечер.

Прибывшие были одеты по-праздничному. Фраки с иголочки, белоснежные манишки. Кое у кого орденские ленточки в петлицах.

Только один явился в будничном пиджаке. В потертом до блеска пиджаке с чересчур короткими рукавами и в чересчур коротких брюках. На нем был какой-то диковинный, длинный, скрученный жгутом красный галстук и чудные ботинки со стоптанными подметками. У него были длинные волосы и черная борода. Он угрюмо приветствовал остальных, близоруко разглядывая их сквозь маленькие старомодные очки. Он не был похож на других гостей. Но он попал сюда не случайно. Все настаивали, чтобы он непременно присутствовал на этой встрече. И его встретили дружелюбно и сердечно, всячески оберегая от возможных оскорблений со стороны лакеев.

Гостиная была обита розовым штофом. Золоченые бра разливали бронзовый свет. Убранство гостиной сочетало домашний уют со светской изысканностью.

В соседней комнате стоял накрытый стол, украшенный свечами, цветами, Даннеброгом и искусно сложенными салфетками. Метрдотель кружил вокруг стола, проверяя, все ли в порядке.

Собравшиеся угощали друг друга сигарами и стряхивали пепел в затейливые фарфоровые и фаянсовые пепельницы, расписанные библейскими сюжетами. Они смеялись, вспоминая старые времена и старые проказы, и говорили на том особом жаргоне, который, точно язык масонов, понятен только посвященным.

Члены юбилейного комитета все время хлопотали, обходили собравшихся с подписными листами и время от времени бросались встречать новых гостей.

Наконец все были в сборе. Девятнадцать человек. Адвокаты, врачи, ученые, дельцы, педагоги, судья, священник, офицер.

И среди них убийца. Человек, который много лет тому назад положил яд в леденец лектора Бломме.

Глава 4

В больнице начинается утренний обход. Торжественная церемония смотра, которая повторяется изо дня в день с удивительной точностью.

Главный врач, окруженный своим штабом, делает первый шаг вперед, и вся процессия трогается следом за ним по коридорам больницы. От отделения к отделению несутся звонки, предупреждающие о начале смотра, чтобы к торжественной минуте все были в полной боевой готовности.

Сестры в отглаженных халатах стоят навытяжку. Молодые практиканты-фельдшера замерли по стойке «смирно». Лежачие больные силятся вытянуть руки по швам. Простыни расправлены, коврики выровнены в одну линию. Нигде ни морщинки, все соответствует инструкции. В эти минуты ни один пациент не смеет заикнуться о судне. Крепись, пока не кончится смотр. Умирать в торжественный час обхода больным также строжайше запрещено.

Лицо главного врача преисполнено спокойствия и достоинства. В бытность свою молодым кандидатом, он тщательно изучал выражение лица своего предшественника и знает, что молодые кандидаты, участвующие в теперешних смотрах, тоже, не отрываясь, следят за ним. Одну руку он держит в кармане халата, другой делает едва заметные движения, которым внимают и повинуются сестры и весь вышколенный персонал.

Ни один больной не смеет обращаться непосредственно к главному врачу. Вопросы и ответы передаются промежуточными инстанциями. Это приводит к недоразумениям, но любая попытка их исправить считается величайшей бестактностью.

Фамилия главного врача Торсен. Однако главного врача не подобает называть по фамилии. Воспитанные пациенты знают, что его нельзя называть также «господин доктор», или просто «доктор», и вообще обращаться к нему во втором лице. В разговоре с главным врачом местоимение «вы» исключается. Обращаетесь ли вы к нему самому или упоминаете о нем, вы должны титуловать его не иначе, как «господин главный врач». Нарушение этикета может привести к очень неприятным последствиям.

Закончив обход, главный врач покидает больницу. Гипноз в палатах рассеивается. Не в силах больше крепиться, желудочные больные лихорадочно дергают звонки, и практиканты мечутся, подавая судна.

Но трудовой день главного врача еще не окончен. Машина мчит доктора Торсена в частную клинику, где его ждут другие пациенты. У них те же недуги, что и у больничных пациентов. Лечат их теми же лекарствами. Но этикет и формы обращения здесь другие. Тут допускается местоимение «вы». И лицо главного врача становится более приветливым, словно он разговаривает с людьми своего круга.

День главного врача Торсена насыщен до отказа. Он еще и профессор, он читает лекции студентам. Ему не подобает проявлять признаков усталости. Он должен читать живо, сдабривая науку анекдотами, и студенты внимательно слушают его, встречая каждую остроту угодливыми смешками.

Кроме того, главный врач ведет еще и частную практику, которая требует времени, терпения, длительных бесед и большого такта. Тут у него появляется совсем особое выражение лица. «Самое важное — доверие к врачу», — заявил в одном из интервью профессор Торсен. Порой бывает очень полезно, взяв пациента за руки, заглянуть ему в глаза сочувственным, проникновенным взглядом. Ведь врач — это друг, которому можно излить душу. Исповедник, которому можно довериться.

Наконец, общественная деятельность и почетные обязанности. Заседания, конгрессы, лекции, Союз врачей, редактирование еженедельника, газетная полемика и прочее и прочее. Кроме того, у врача есть еще и личная жизнь: жена, дети, знакомые.

Быть может, и одна только деятельность главного врача могла бы целиком заполнить человеческую жизнь. Быть может, профессору Торсену суждена безвременная смерть от переутомления. Но все его обязанности совершенно добровольны. В них — залог его успеха и богатства. Профессор считается знаменитостью. Коллеги восхищаются им и завидуют ему.

Он еще молод. Ему сорок