подкинул мешок, чтобы снова закрепить его на верблюжьей спине.

Опешивший Барк ничего не успел сообразить и принялся выполнять указание рыцаря, который умел подчинять себе людей. Хотя все еще не осознавал этого.

Рыцари Меча выходили из Глаза Ящера в приподнятом настроении. Некоторые шутили и смеялись, обсуждая как один из кочевников обмочился при виде раскаленного прута. Потом кто-то вспомнил о анвильском трактирщике, который молил Шеннаитха о спасении, но после нескольких ударов плетью отрекся от него и славил Эсмей. Волна злорадного хохота прокатилась по колонне всадников.

Сир Тавин снова разрешил не надевать стальных доспехов. Сквайры и их господа облачились в хаурбеки, прикрыв их белыми одеждами. Товарищи Гильдарта следовали и вовсе без кольчуг. Нестерпимая жара с новой силой навалилась на непрошенных гостей. Толстая кожаная подкладка хаурбека не пропускала воздух. В таких условиях даже сюрко не особенно помогало. Тело мгновенно перегревалось и усиленно теряло влагу, не говоря уже о том, что прикосновения к доспеху незащищенной кожей приводили к ожогам.

— Вам не жалко собственных воинов? — де Кран поравнялся с командиром отряда, оставив товарищей в хвосте. — Жара мучает и изводит их, учитывая недостаток воды…

— Сир! — Ледяной оборвал собеседника. — Мне докладывали, что вы начали изучать Устав нашего священного ордена. Но на этом, видимо, прогресс вашего очищения закончился. Иначе вы поняли бы, что для воина Святой Девы любые лишения лишь желанное испытание тела и духа. Муки, за которые они непременно будут вознаграждены богиней!

— Само собой, сир, — Гильдарт понизил голос. — Но предстоит длинный переход. Вы рискуете потерять не только лошадей, но и рыцарей.

— На все воля Светлой Девы! Каждый из нас с великой радостью примет смерть, если так угодно Эсмей.

— Ясно.

— И вам, сир, следует запомнить мои слова. Вами движет желание поскорее избавиться от лишений и позора, но где же раскаяние?! — Тавин прикрикнул и трое оруженосцев, следовавших за ним, вытянулись в седлах. — Только чистые помыслы и желание услужить Эсмей, Святой Церкви и ордену! Вот, что должно повелевать вашей грешной душой.

— Хах, — де Кран усмехнулся. — Моей грешной душой? Не я направлял Нувеля к Рыцарям меча. Не я просил Архиепископа принять его. И не я, в конце концов, рожал и воспитывал вашего предателя! — Гильдарт вызывающе смотрел на командира. — И вроде бы как вы, сир, являлись его начальником. Нет ли вашей вины в предательстве сира Нувеля? Не вы ли недосмотрели за паршивцем?!

Лицо Тавина налилось гневом. Он выхватил меч. Сквайры опустили копья. Гильдарт приготовился защищаться.

— Команди-и-и-р! — заорал сир Корвин, скакавший в начало колонны. — Бу-у-у-ря! Команди-и-и-р!

Все глянули на горизонт. Темное облако стремительно приближалось и закрывало голубое небо. Яростный порыв жаркого ветра ударил в лица всадников. Кожу больно закололо. Тавин спешно спрятал клинок.

— Нужно остановиться, — обратился к нему Гильдарт.

— Не-е-т! Продолжать движение! Убийцы наших братьев и предатель впереди. Их задержит буря, но мы, священное воинство Светлой Девы, пройдем сквозь нее.

Фанатик продолжал что-то кричать, но де Кран не слушал. День меркнул ночью. Солнечный свет, словно кубик льда на раскаленном камне, бедственно таял. Рыцарь ударил коня хлыстом и несся вдоль колонны к товарищам. Огромная стена песка и пыли, похожая на монолитную скалу, тянулась по всему горизонту. Она целиком поглотила отряд, будто-то кит одним движением челюсти сглотнул косяк мелких рыбешек. Жгучие крупинки секли все живое. Вой и свист ветра съедал любые звуки, но кричать все равно не получалось. Песок мгновенно заполнял собой любые отверстия: будь то глаза, уши, ноздри или рот.

Гильдарт зажал края капюшона дорожного плаща, сведя их вместе. Ему показалось, что он видит верблюдов. Они продолжали идти, но не к нему на встречу, а куда-то в сторону. Рыцарь направил коня к товарищам. Он брыкался и не слушался, а через два десятка шагов дестриэ вовсе отказался идти. Пришлось отпустить поводья, чтобы ударить жеребца хлыстом, но в этот самый момент конь встал на дыбы и сбросил всадника.

Рыцарь больно ударился спиной. Капюшон, увлекаемый порывом ветра, слетел. Песок ожег глаза, словно раскаленный прут. Пролежав несколько секунд, Гильдарт с трудом поднялся, но скакуна рядом не оказалось. Верблюды пропали. Мужчина в отчаянии лег на землю спиной к ветру. Прижал колени и голову к груди.

Пыль проникла в легкие. Невыносимое удушье от жары и нехватки воздуха помутило рассудок. Де Кран зажмурился, но ему казалось, что он ясно видит Дердена, который шел к нему с палицей в руках. Желтый цвет его сюрко ослеплял. Гильдарт пытался закрыть лицо ладонями, но руки не слушались. Наставник приблизился. Вместо того, чтобы помочь встать, замахнулся и ударил лежащего по голове, размозжив череп. Рыцарь понял, что умирает и сознание предательски померкло.

Глава ХIII. Пустыня безразлична

Пара десятков муравьев слаженно и упорно копали песок. Передние лапки молниеносно загребали песчинки и выбрасывали их из-под брюха. Стояла невыносимая жара, но насекомые чувствовали себя вполне комфортно. Их тельце покрывала густая серая шерсть, блестевшая под лучами полуденного солнца, самого жаркого в пустыне Мумит. Буря засыпала входы в колонию, потому муравьи спешили вызволить соплеменников из песчаного плена.

Через двадцать шагов от работающих насекомых, поверхность песка зашевелилась. Раздался глухой, раздирающий горло кашель. Показалась человеческая голова. Пыль плотным слоем покрывала волосы, лицо и шею. Проходящий мимо наверняка посчитал бы выжившего за песочную фигуру, если бы кашель не гремел на всю округу.

Мужчина прополз несколько метров и упал без сил.

— Живой… — прохрипел Гильдарт, ощупывая голову. — Де-е-р-д-е-е-н… — он постарался крикнуть, но горло сводило так, словно в нем застряло лезвие ножа.

Сморщившись от боли, рыцарь пролежал несколько минут. Солнце беспощадно пекло, заставляя мужчину шевелиться. Гильдарт кое-как сумел сесть и окинуть округу взглядом. Никого. Пустыня казалась вымершей. Даже муравьи закончили раскопки и укрылись в прохладных коридорах. Рыцарь нащупал капюшон и натянул его на голову. Пыль ударила в лицо. Он снова закашлял. Грудь и глаза жгло. Жажда, не ощущаемая в начале, накатила так сильно, что горло свело болезненным спазмом.

Оставаться на месте означало верную гибель. Понимая это, де Кран заставил себя подняться на ноги. Караванную тропу занесло. Ни одного следа в округе. Вихри до неузнаваемости изменили пейзаж. Гильдарту показалось, что бархан впереди знаком. Возможно тот самый, который он видел, разговаривая с сиром Тавином в последний раз. Шатаясь, рыцарь медленно поплелся к цели.

Пройдя около мили, он повалился к подножью бархана. Напрягая, как казалось, последние силы, де Кран пополз наверх. Раскаленный песок обжигал ладони, но крутой склон не позволял подниматься иначе. Тело усиленно выделяло