«Ну вот, – подумал Шарль, – очередная прихоть барона».

Он накинул одежду, сбежал вниз по лестнице, остановился перед дверью и, как обычно, постучал.

– Смотри-ка, – прошептал он, – света нет… Почему его, черт возьми, выключили? Мадемуазель! – позвал он вполголоса.

Никакого ответа.

– Вы здесь, мадемуазель? Что случилось? Господину барону нехорошо?

Окружающая тишина, тяжелая тишина, в конце концов встревожила Шарля. Он сделал два шага вперед, ударился обо что-то ногой и понял, что это перевернутый стул. И тотчас же его рука натолкнулась на лежащие на полу другие предметы – круглый столик на одной ножке и ширму. Забеспокоившись, он направился к стене, нащупал кнопку выключателя и повернул ее.

Посреди комнаты, между столом и зеркальным шкафом, лежал его хозяин, барон д’Отрек.

– Боже! Возможно ли это? – пробормотал Шарль.

Он не знал, что делать, и, замерев, уставился на перевернутые вещи, упавшие стулья, осколки большого хрустального подсвечника, на часы, валявшиеся на мраморной каминной доске, – на все эти следы дикой и ужасной борьбы. Неподалеку от тела блестела рукоятка стального кинжала. С лезвия стекала кровь. С подушки свешивался платок, покрытый красными пятнами.

Шарль завопил от ужаса. Тело барона выпрямилось в последней судороге, потом сжалось… Две-три секунды – и все было кончено.

Шарль наклонился. Из узкой раны на горле текла кровь, покрывая ковер черными пятнами. На лице запечатлелся безумный ужас.

– Его убили, – прошептал слуга, – его убили.

И он содрогнулся при мысли о другом возможном преступлении. Сиделка спала в соседней комнате, так разве убийца не мог покончить и с ней?

Он открыл туда дверь – комната была пуста. Возможно, Антуанетту похитили или же она вышла до совершения преступления.

Шарль вернулся в комнату барона, и взгляд его остановился на секретере: он заметил, что секретер не был взломан.

Более того, он увидел на столе рядом со связкой ключей и портмоне, которое барон убирал в стол каждый вечер, пригоршню золотых монет. Шарль схватил портмоне и осмотрел все отделения. В одном были банкноты. Он пересчитал их: тринадцать банкнот по сто франков.

Это оказалось сильнее его: инстинктивно, машинально, даже не задумываясь о том, что делает, он взял банкноты, спрятал в карман, скатился по лестнице вниз, отодвинул задвижку, сорвал цепочку, хлопнул дверью и бросился в сад.

Но все же Шарль был честным человеком. Не успел он открыть калитку, как порыв ветра ударил ему в лицо, освежив дождем, и он остановился. Совершенный поступок представился ему во всей своей очевидности, и Шарль ужаснулся.

Мимо проезжал фиакр, и он окликнул кучера:

– Братец, поезжай в полицию и привези комиссара… галопом! Человек умер.

Кучер стегнул лошадь. Шарль хотел было вернуться, но не смог: он захлопнул калитку, а снаружи она не открывалась.

Звонить было бесполезно, поскольку в особняке никого не было.

Он долго слонялся вдоль садов, образующих на улице со стороны Ля Мюэт радующий взгляд бордюр из зеленых, хорошо подстриженных кустов, и только прождав час, смог наконец рассказать комиссару о деталях преступления и передать ему в руки тринадцать банкнот.

За это время успели обратиться к слесарю, которому с большим трудом удалось вскрыть кованую калитку садовой ограды и входную дверь в дом. Комиссар вошел и, едва оглядевшись, сказал:

– Послушайте, вы говорили, что комната была в ужасном беспорядке…

Он обернулся. Шарль, казалось, прилип к порогу: вся мебель стояла на своих обычных местах! Круглый столик на одной ножке находился в простенке между окнами, стулья стояли, часы лежали на середине каминной доски. Осколки подсвечника исчезли.

Шарль, заикаясь от изумления, произнес:

– Труп… господин барон…

– В самом деле, – воскликнул комиссар, – где же жертва?

Он подошел к кровати и приподнял простыню. Под ней лежал барон д’Отрек, бывший посол Франции в Берлине, закутанный в генеральский плащ, украшенный орденом Почетного легиона.

Лицо спокойное. Глаза закрыты.

Лакей пробормотал:

– Кто-то заходил сюда.

– Но как?

– Не знаю, но кто-то заходил в мое отсутствие… Постойте, здесь, на полу, лежал очень тонкий кинжал, стальной… и на постели – платок в крови… Ничего нет… все унесли… все убрали…

– Да, но кто?

– Убийца!

– Мы нашли все двери закрытыми.

– Значит, он оставался в особняке.

– Он должен был оставаться тут, ведь вы не уходили с дорожки.

Шарль задумался и медленно произнес:

– В самом деле… в самом деле… и я не отходил от ограды… однако же…

– Скажите, кто был последним, кого вы видели рядом с бароном?

– Мадемуазель Антуанетта, сиделка.

– Что с ней?

– Я так думаю, что, раз ее кровать даже не разобрана, она должна была воспользоваться отсутствием сестры Августы, чтобы тоже уйти. Это меня не очень удивляет: она красива… молода…

– Но как она могла выйти?

– Через дверь.

– Вы задвинули засов и накинули цепочку.

– Позже! К этому моменту она могла уже выйти из особняка.

– И преступление случилось после ее ухода?

– Разумеется.

Обыскали дом сверху донизу, чердаки и подвалы, но убийца скрылся. Когда и как? Был ли у него соучастник, посчитавший нужным вернуться на место преступления и убрать все, что могло его скомпрометировать? Вот какие вопросы вставали перед полицией.

В семь часов прибыл судмедэксперт, в восемь – начальник сыскной полиции. Потом пришла очередь прокурора Республики и следователя. Особняк наполнился агентами, инспекторами, журналистами, приехал племянник барона д’Отрека и другие члены семьи.

Обыскали все, изучили положение трупа согласно показаниям Шарля, допросили сестру Августу, как только она приехала, но ничего не обнаружили. Помимо всего прочего, сестра Августа была обеспокоена исчезновением Антуанетты Бреа. Она наняла девушку двенадцатью днями ранее, положившись на отличные рекомендации, и отказывалась верить, что та могла бросить вверенного ей больного и уйти.

– К тому же в этом случае, – заявил следователь, – она бы уже вернулась. Значит, мы возвращаемся к вопросу: что с ней случилось?

– Я думаю, – сказал Шарль, – ее похитил убийца.

Предположение было правдоподобным и совпадало с некоторыми деталями. Начальник сыскной полиции сказал:

– Похищена? Как знать. Это не так уж невероятно.

– Не только невероятно, – произнес чей-то голос, – но абсолютно противоречит фактам, результатам расследования и очевидности.