* * *

Во время своей беременности я просидела три или четыре сеанса дзенской медитации. Я хотела испытать близость и теплоту сообщества дзен, а также вкус полезной еды, которую там подавали. Еще я считала, что медитация поможет мне лучше понять обстоятельства и найти выход из ситуации. Мой способ отыскания ответов заключался в том, что я сидела без движения. Вне ретрита я ела без удовольствия и теряла вес. Мало кто знал, что я беременна, пока не пошел шестой месяц, когда стало невозможно это скрывать. Я жила в разных местах. У меня всегда был дом, где я могла переночевать и приготовить себе еду, но по существу я оставалась бездомной. Я ела исключительно для того, чтобы ребенок получал необходимую энергию, и переживала, что не получаю достаточного количества протеина, будучи вегетарианкой. Мой отец сказал мне: «Учти, что в первую очередь питательные вещества идут твоему ребенку, поэтому тебе следовало бы хорошо питаться и получать то, что тебе нужно». В те месяцы я относилась к приему пищи как к повседневному стрессу.

Именно во время медитации я ощутила, как мой ребенок сворачивается в клубок в центре моего туловища. Своим третьим глазом я увидела, что ребенок обладает такими же качествами, как Стив, и у меня не было сомнений, что это мальчик. Казалось, пол ребенка играл определяющую роль для Кобуна, который к тому моменту превращался в драматическую карикатуру самого себя. Он сказал Стиву, что ему следует больше помогать мне, по причине, как он воскликнул: «а что, если это мальчик?». Кобун все яснее давал понять, что для него ребенок мужского пола будет представлять большую ценность. А по ассоциации и я.

Это беспокоило меня. Идея, что мальчики и мужчины представляют бîльшую ценность, чем девушки и женщины, не из тех, в которые я могла бы поверить. Диалог по поводу пола моего ребенка позволил мне яснее понять, во что Стив и Кобун действительно верили. Я считала, что такое представление возможно в стране под гнетом фундаменталистской религии, но никак не в толерантном американском обществе. Если они верили в это, тогда мы исключали друг друга: я не принадлежала к их сообществу, а они к моему. Описать мое ощущение словами можно было так: «Мой бог, я превосхожу этих двух темных личностей». Стив, чудо-мальчик, гений, и Кобун, непостижимый учитель дзен, придерживались представлений, которые глубоко шокировали меня полным отсутствием моральной проницательности.

Еще хуже было то, что, когда Кобун говорил «Что, если это мальчик?» – Стив улыбался с огромной тайной уверенностью и отвечал: «Я не переживаю. Это не мальчик». Я чувствовала себя некомфортно в их маленьком обществе, и я использовала его, чтобы наконец-то добиться независимости для самой себя.

Но какая девушка хочет независимости, когда она беременна?

* * *

В ту весну Кобун проводил медитационный ретрит в Кловердейле. Я записалась туда и хорошо питалась. На кухне подавали самое прекрасное молоко, полученное от местных коров. Я пила его кружками, закусывая медом и свежим домашним тассахарским хлебом с маслом. Сешины являлись местом отдыха, хотя мне было сложно держать свою спину прямо, учитывая под каким физическим и эмоциональным давлением я находилась. Я помню, что на одной из лекций Кобуна, посвященной духовному естеству логики, он говорил: «Сказать «нет» – значит возвыситься, сказать «да» – углубиться». Он также продолжал утверждать, что, наклоняя голову налево, ты говоришь «да», направо – «нет». Из-за своей дислексии я часто путаю право и лево, поэтому, возможно, все было и наоборот, однако что я очень хорошо помню, так это то, что однажды Кобун неожиданно разразился смехом перед всей группой и сказал: «Крисанн, твое «да» – это «нет» всех остальных». Я вняла предупреждению. По существу он говорил, что я отделила себя от племени, сангхи, коллектива. Практически он имел в виду, что я была сама по себе.

Я поехала домой с Кобуном после этого сеанса. В машине нас было трое, и мы собирались сначала высадить женщину, проживавшую на холмах близ Себастопола, а затем мы с Кобуном поехали бы вместе назад в Лос-Альтос. Когда мы остановились, чтобы попрощаться с ней, она пригласила нас зайти, прежде чем мы отправимся домой. Кобун согласился. Она угостила нас чаем. Вскоре эти двое зажгли самокрутку и начали курить марихуану. Я не присоединилась к ним, поскольку была беременна. Я сидела на расстоянии, чувствовала запах горящей марихуаны и наблюдала за ними через голубоватую дымку.

Кобун сказал женщине: «Никогда не позволяй любому, кто не просветлен, заходить на твою территорию». В этот момент женщина указала на меня и заявила: «Вот она не просветлена». И они начали говорить обо мне в третьем лице, словно я отсутствовала. Я чувствовала себя отвратительно. До этого женщина была милой, поэтому я не понимала такой перемены. Кобун ответил что-то наподобие: «Ну, она со мной, так что все в порядке». После этого он сказал женщине, как сильно его теще понравится эта марихуана, которую эта женщина вырастила сама. Может ли он принести ей несколько граммов? Женщина открыла большой контейнер и начала щедро нагребать листья и ростки в большую пластиковую упаковку, стараясь только не повредить высушенные грозди. Она дала ему довольно много марихуаны, однако Кобун просил все больше и больше. Это смутило меня, поскольку требование, чтобы женщина дополнила и так довольно щедрый подарок, было неправильным. Еще больше меня поразило, что марихуану курит бабушка его детей – бойкая, морщинистая, седовласая старушка невысокого роста, с некой изюминкой. Я не могла представить ее под кайфом. Это казалось кощунственным. (Мои родители были слишком консервативными представителями пятидесятилетней возрастной группы, чтобы даже задуматься о том, чтобы покурить травку, и на этот раз поведение Кобуна, наоборот, показалось мне детским по сравнению с моими родителями.) Ситуация становилась все более ясной.

В конце концов пришло время, когда нам надо было отправляться назад, и пока мы шли к машине, Кобун показал на ястреба, парящего высоко в небе, и обратился женщине: «Всякий раз, когда ты будешь видеть орла или ястреба, летающих над твоей землей, знай, что это я наблюдаю за тобой и твоей землей». Я увидела, как женщина начала задаваться вопросом, уж не является ли Кобун немного невежей, заинтересованным в приукрашивании своего образа в глазах симпатичной женщины. В ряде своих лекций Кобун говорил, что его жена зовет его плейбоем, и теперь мне тоже стало интересно, было ли это правдой на самом деле. Я почувствовала себя неловко за них обоих.

В итоге я и Кобун сели в машину и отправились назад в Пало-Альто. Поездка требовала около двух часов, если обойтись без пробок. Но как только мы добрались до вершины лесистого холма, по грунтовой дороге к шоссе от хижины женщины, Кобун остановил машину, вышел из нее, посмотрел назад, громко рассмеялся, хлопнув себя по ляжкам двумя руками, и сказал: «Я украл у нее! Я вор!» Он продолжал смеяться и с гордостью повторять, что он украл. Подобные вещи были в стиле духовных наставников семидесятых годов, полных веселья, свойственного обманщикам. Например, Чогьям Трунгпа Ринпоче[15]открыл новые рубежи сознания в западном мышлении, но, судя по всему, он слишком много пил. Какое-то время эти учителя обладали тефлоноподобной защитой. Они использовали свои выдающиеся способности, чтобы обучать, но также и для того, чтобы подняться по социальной лестнице. Я полагаю, что никто на самом деле не понимал этику в этом новом сценарии столкновения Востока с Западом.