– Похоже, мне придется мыть посуду всю следующую неделю, – сказала она.

– Почему?

– Я ни разу не употребила в разговоре дежурное слово.

– Какое еще слово?

– То, которое было написано на доске. Я даже не знаю, что оно означает.

Закрыв глаза, Харрисон представил себе кухню Клэйборнов и улыбнулся.

– Вы имеете в виду слово «злополучный»?

– А откуда вы…

– Я заходил на кухню вместе с Адамом и видел слово, написанное на доске. А вот повара, кстати, я не заметил.

– Я не знаю, что это значит.

– Это значит, что вы его выдумали.

– Я говорю про слово, Харрисон. Что означает слово «злополучный»?

– Пожалуй, его можно заменить словом «несчастный».

– Ну тогда я его употребляла.

– Ио не в присутствии братьев.

– У нас в самом деле есть повар. Он бывает несколько грубоват и неуживчив. Это оттого, что у него была несчастливая жизнь.

– Значит, он у вас злополучный? – рассмеялся Харрисон.

– Это уж точно. Вам придется подтвердить завтра за ужином, что я использовала нужное слово.

– Завтра за ужином ваши братья попытаются меня убить.

– За что?

– За то, что я провел с вами ночь. Во всяком случае, на их месте я бы так и поступил.

– Мои братья вам доверяют. Адам ни за что не позволил бы вам поехать со мной, если бы считал вас развратником.

– По-моему, слово «развратник» вам надлежало произнести на прошлой неделе.

– Да, но вторник.

– У вас явные пробелы в образовании, – заметил Харрисон, покачав головой. Он уже собирался сказать, что ее отец тем не менее был бы очень доволен всем, что ее братья сделали для ее развития, но тут же прикусил язык. Вместо этого он разложил рубашку на седле, надеясь, что за ночь она просохнет, а потом прислонился к каменной стене пещеры и закрыл глаза. Острые выступы врезались в плечи, но двигаться ему не хотелось.

– Вы хотите есть?

– Нет, а вы?

– Тоже нет.

– Не беспокойтесь насчет моих братьев – они все поймут правильно. Только Кол может поднять шум или ударить вас разок – и на этом все кончится.

– Нет, он не ударит меня.

– Почему?

– Я не позволю ему меня ударить.

– Я просто хотела сказать, что Кол первым бросается меня защищать. Вообще-то он очень хороший человек.

– Я не считаю его плохим, – возразил Макдональд. – Вы здорово научились обводить его вокруг пальца, верно?

– Дело не в этом. Просто он не может видеть меня несчастной. Харрисон все же решил, что его версия особенностей взаимоотношений между Мэри Роуз и Колом была более точной.

– Вам было трудно без отца и матери? – спросил он.

– У меня есть мать, – ответила девушка. – Ее зовут мама Роуз.

– А почему она не живет вместе с вами и вашими братьями?

– Она не может жить с нами… пока не может.

– Все ваши братья называют ее мамой?

– Да. А почему вы об этом спрашиваете?

– Просто так. А ваш отец?

– Отца у меня нет.

– Вам, наверное, его не хватает?

– Не знаю. У меня его никогда не было.

Решив, что блузка уже высохла, Мэри Роуз сложила ее и занялась юбкой. Харрисон внимательно наблюдал за каждым ее движением. Девушка была удивительно грациозной и женственной и в то же время действовала на редкость умело и практично. Такое сочетание казалось ему просто неотразимым.

– Вы такая же чистая и неиспорченная, как тот рай, в котором вы живете, – сказал Харрисон.

– Вы так считаете?

– Мама Роуз приходится матерью Адаму?

– Да, и ему, и мне.

– Но фактически она родила только Адама.

– Да. Откуда вы знаете?

– Я пришел к этому выводу благодаря простейшим умозаключениям. Она живет на Юге. Вы, насколько я понял, никогда ее не видели.

– Вы просто гадаете, – возразила девушка. – Вам ведь неизвестно, откуда родом мои братья. Но я действительно никогда не видела маму, хотя и знаю ее очень хорошо. Она пишет мне по крайней мере раз в неделю, а иногда и чаще. С тех пор, как мы с ней начали переписываться, ее весточки ни разу не опаздывали. Когда настанет срок, она приедет к нам.

– Но пока что время еще не пришло, верно?

Быстрота, с которой последовал ответ, подсказала Харрисону, что не следует развивать эту тему. Несколько минут прошли в молчании, которое не тяготило ни одного, ни другого.

– О чем вы думаете, Харрисон?

– Какая вы красивая.

Мэри Роуз засмеялась.

– Если вы сегодня ночью находите меня красивой, значит, вы давно не были в большом городе. Мои волосы в полном беспорядке, и к тому же на мне надета мужская рубашка.

«Моя рубашка», – про себя поправил ее Харрисон. Видя ее, одетую в его любимую, порядком уже изношенную рубашку, он чувствовал, что между ними возникает некая общность. Макдональду нравилось в девушке буквально все. Ему хотелось защитить ее от опасностей, сжать ее в объятиях, хотелось любить ее – безумно, без оглядки на какие бы то ни было обстоятельства. В то же время в сердце его зарождалась надежда на ее взаимность.

Харрисону вдруг показалось, что много лет он простоял на берегу реки жизни, наблюдая за течением ее вод. Созерцая – и не более того. Кажется, Мэри Роуз употребила именно эти слова, описывая его отношение к окружающей действительности? Он не мог не подивиться точности ее восприятия.

– А сейчас вы о чем думаете? – спросила девушка. – У вас озабоченный вид. Вас что-нибудь тревожит?

– Нет.

– А я вот пожалела, что ношу юбку из слишком плотной материи. Она очень долго сохнет. Ну теперь ваша очередь рассказывать мне, что у вас на уме. Надеюсь, что ваши мысли окажутся не такими скучными, как мои.

– Вы думали о чисто практических вещах. Я же размышлял о другом – о своей жизни в Англии.

– Разве вы живете не в Шотландии?

– Я работаю в Англии. В Лондоне у меня дом. Мне не так уж часто доводится ездить на родину.

– Из-за вашей работы?

– Да.

– Но вы скучаете по Шотландии, правда?

– Я скучаю по тому, что она для меня символизирует.

– И что же это?

– Свобода.

Последнее слово вырвалось у Харрисона помимо его воли.

– Обязанности сковали вас по рукам и ногам, верно?