Когда я въехал в центральный квартал города, раздался телефонный звонок. Воистину, все беды в этом мире теперь начинаются с телефонного звонка. Телефонировал не кто-нибудь, а лично генерал-губернатор, князь Абашидзе. Договорились встретиться за городом, по дороге на Кербелу. Вспомнилось — весь мир Кербела, круглый год ашура. Кербела — святой для шиитов город, город, где пролилась кровь имама Али, зверски убитого во время религиозного раскола.

Послание от Володьки я всё же получил… догадались позвонить из посольства, когда я был в воздухе и когда ничего уже нельзя было изменить. Послание они получили… но сначала подумали, что писал сумасшедший, и только сейчас догадались переправить его мне. Я же его прочитал без труда.

Утешало одно — получаса, проведенного на борту самолета, хватило, чтобы всё понять. И даже кое-что предпринять.

Интересно… когда и меня начнут убивать?

На взятом в прокат «Егере» я неспешно ехал по широкой четырехполосной бетонке, направляясь к Кербеле. Дорога была запружена техникой, самой разной. Особенно досаждали комбайны — здесь уже пришло время собирать урожай, и здоровенные, угловатые стальные слоны, выкрашенные по местной моде в ослепительно белый цвет, занимали своими тушами полторы полосы движения, создавая за собой пробки. Удивительно, но полиция не обращала на них никакого внимания, хотя должна была бы штрафовать за такое. Видимо, здесь свой уклад и свои вековые устои, комбайн — что верблюд или осел…

По левую руку мелькали белые шатры складов и заводских корпусов, по правую мертво желтела полоса отчуждения космодрома. Космодром давно был закрыт, сейчас для выведения полезного груза на орбиту использовались ракеты воздушного старта и воздушно-космические самолеты. Но отравленная ядовитым ракетным топливом — гептилом, земля была потеряна, по меньшей мере, на полвека.

Где же меня будет ждать светлейший князь Абашидзе из рода Абашидзе, полноправных правителей Аджарии?

Князь ждал меня на тридцать пятом километре дороги — его «Руссо-Балт» был припаркован на одной из стоянок для грузовиков, в изобилии имевшихся на этой дороге. Увидев машину — черный «Руссо-Балт» сложно не заметить, — я сбавил скорость, медленно съехал на стоянку. Остановился…

Рубином мигнули стоп-сигналы, «Руссо-Балт» покатился вперед, выезжая со стоянки. Ага, значит, не здесь. Ну, что ж…

Мы остановились в какой-то пальмовой роще на окраине одного из старых кишлаков. Громадной серой змеей по земле ползла труба системы орошения, в разомлевшей от жары роще пели птицы. Никого не было — полдень, на Востоке в полдень не работает никто. Прячутся от палящего зноя…

Пользуясь тем, что «Егерь» полноприводный и с хорошей проходимостью, я развернул машину носом к дороге, с которой мы съехали минут десять назад. Больше тут ничего сделать не возможно, место выбрал князь Абашидзе. Не поверю, что его не прикрывают…

Хлопнула дверь, генерал-губернатор Месопотамии выбрался из-за руля, поправил висящие на носу по североамериканской моде большие противосолнечные очки. Выбрался из машины и я. Медленно, внимательно наблюдая друг за другом, пошли навстречу…

— Доброго здравия.

— Здоровья и вам. Вы один?

Генерал-губернатор Месопотамии князь Абашидзе внимательно смотрел на меня.

— Да, я один. Хотите списать меня под какую-то легенду? Здесь, говорят, полно террористов, всякое случается.

Князь рассмеялся.

— Полноте вам, сударь. У вас паранойя.

— Здоровая бдительность и легкая паранойя — суть синонимы. Что вам помешает сделать то, о чем я сказал?

— Есть обстоятельства. Мы с вами одной крови — ты и я. Так, кажется, говорится?

— Вот как?

— Именно так, сударь. Хотя вы этого и не понимаете. Признаю, мы допустили много ошибок. Но в главном мы правы.

Самое страшное — что он не лжет. Как хорошо было бы утешить себя тем, что это обычный лжец и предатель. Но это ведь не так. Это офицер и дворянин. Это генерал-губернатор имеющих стратегическое значение земель. Это человек, у которого есть честь, но его понятия о чести исковерканы настолько, что жить с ним в одном обществе просто невозможно. Это человек, поставивший себя выше всех — закона, воли Государя, самого Бога. Это человек, присвоивший себе право карать и миловать по своему усмотрению. Человек, посмевший встать над всем и над всеми — и самое страшное, что он не чувствует за собой никакой вины, и те, кто с ним, — тоже не чувствуют вины за собой. Самое страшное — что все эти люди, у кого руки по локоть в крови, считают себя патриотами и спасителями России. Всемогущий Господь, куда же мы зайдем с такими вот патриотами, как эти? Неужели прав был тот британец, говоривший, что патриотизм — последнее прибежище негодяев?!

— Вот как? В чем же вы правы?

— Мы правы в делах и поступках своих, направляемых единственно во благо России. Только Россия имеет для нас высшую ценность.

Единственно во благо России… Мразь…

— Тогда объясните мне, дураку, — ради какого такого блага вы убили Каху Несторовича Цакая? Ведь это вы его убили, я прав? Ради какого такого блага России вы убили князя Голицына, моего друга с детства? Ведь вы и его убили! Что это за благо такое, ради которого вы обагрили руки кровью своих соотечественников? Это не аргентинский вариант[69], это намного хуже — потому что вы бьете по своим!

— Они были предателями! — отрезал Абашидзе.

— Предателями? Вот как?

— Именно! Князь Голицын был не только алкоголиком, но и предателем. Он предал Родину, связался с жидами из «Хаганы». Как считаете — что дал бы открытый судебный процесс? Позор, не только для рода Голицыных, но и для всего дворянства. Дворянин — предатель, видано ли! Гораздо лучше для всех считать князя Владимира Голицына геройски погибшим в бою с террористами-фанатиками, отдавшим свою жизнь за Родину.