— Да я бы рада преувеличивать, но это все происходит на самом деле с моими сыновьями. С нашими сыновьями!

Эмили нервничала, не могла попасть сережкой в мочку уха, ужин должен был начаться буквально через несколько минут, а от своего мужа она не видела никакой поддержки.

— Наши дети сделали свой выбор, пришли и сказали об этом нам, они не прячутся и ничего не скрывают, что говорит о серьезности их отношений. Хотя могли совершенно не делать этого, зная твой склочный характер.

— Как у тебя все просто. Да, конечно, твоя мать жила с двумя мужиками, ты вырос в этом, куда уж мне тебя понять.

— Прекрати трогать мою мать и отцов. Прекрати так себя вести.

— Как так?

— Как злобная, всем вечно недовольная склочная баба, — Том повысил голос и с укором посмотрел на жену.

— Что-то раньше тебя все устраивало.

— Раньше я молчал, а сейчас молчать не буду, когда дело касается моих детей и их счастья.

— Как снова у тебя все просто. Сыновья живут с одной девкой, не пойми с какой окраины, непонятно, кто ее мать и как она ее воспитала. А отец ее, оказывается, наш доблестный шериф. Это у вас такая мужская солидарность? Вы оба кого-то там втихушку потрахивали и считали, что это в порядке вещей.

— Я уже попросил прощения и не один раз. Ты простила, но, видимо, не забыла и не забудешь никогда. А простить — это не значит задевать и унижать постоянно, припоминая по каждому поводу. Не заставляй меня жалеть о своих словах. Я виноват, очень виноват и перед тобой, и перед той женщиной, но я, увы, не могу вернуть прошлого. Поэтому очень тебя прошу, Эмили, не заставляй своих детей себя ненавидеть.

— Но я ведь хотела им лучшего будущего.

— Они сами выбрали такое будущее, это их выбор, а не наш.

Эмили наконец застегнула сережку, одернула черное платье — футляр, пригладила идеально уложенные волосы, судорожно вдохнула через нос. Ее всегда начинало трясти, когда она затрагивала тему измены мужа. Может быть, на самом деле, не стоило тогда прощать его, а стоило разойтись и жить каждому счастливо своей жизнью.

Она была воспитана в очень консервативной семье, даже потом открывшаяся правда о братьях Паркерах и одной женщине на двоих, которой была ее свекровь, повергла ее в шок. В случае развода она боялась гнева своего отца, его упреков в том, что именно она была бы виновата в том, что муж гульнул на сторону. Но ведь она не виновата, вот в чем несправедливость. Именно после тех событий Эмили стала другой. Надела маску благополучия, ушла вся в работу, приумножая состояние и влияние фамилии Паркер.

— Эмили, пойми, — Том подошел к ней сзади и приобнял за плечи. — Не надо быть железной леди всегда, расслабься, мальчики сказали, что Кэндис — прекрасная девушка.

— Я постараюсь.

Гостиная центральной усадьбы светилась всеми огнями, хрусталь блестел, в столовом серебре отражались его блики. Фамильный фарфор, элитное вино, белоснежные скатерти — Кэндис чувствовала себя здесь чужой. По обе стороны от нее сидели Лукас и Шон, а напротив — чета Паркеров, Эмили и Том.

Девушка чувствовала на себе взгляд холодных голубых глаз миссис Паркер, от которого леденела спина и потели ладони. Кусок не лез в горло, она только пила воду и съела несколько ложек принесенного первого блюда.

— Кэндис, скажи, чем занимается твой отчим? — Том дружелюбно улыбнулся.

– Гарри хотел работать у вас на ферме, Шон предлагал ему место, но он решил уехать. Скорее всего, так будет лучше для него, мы жили в Эдинберге, на юге штата, он вернется обратно, там его друзья и прежняя работа.

— Ты лучше спроси, кто ее мать, Том, — Эмили не могла не вставить колкую фразу, на что Кэндис снова напряглась и опустила глаза, будто в чем-то виновата. — Потому что кто ее отец нам уже известно, шериф Робертс — тот еще ходок, оказывается, был. Вы с ним на пару бегали по девкам, а, Том?

— Эмили, ты обещала.

— Я вот нисколько не удивлюсь, если в один прекрасный момент к нам в дом заявится твой внебрачный ребенок. Мол, здравствуй, папа, вот и я.

— Эмили, мы сейчас не об этом!

— Да, извини, я отвлеклась. Так о чем мы говорили?

Кэндис боялась именно этого — подколов, издевок, таких вопросов невзначай, от которых переворачивалось все внутри, как в детстве. Она, наверное, никогда не вытравит из себя ту забитую девочку из средней школы.

— Мама, мы же просили тебя, — Шон бросил вилку так, что зазвенела посуда. — Мы пришли сказать вам с отцом, что Кэндис — наша женщина, наша любимая женщина. Вам стоит принять это и жить с этим, в противном случае нам лучше не общаться никогда.

— Кэндис ждет от нас ребенка, и я бы попросил тебя, мама, не расстраивать ее, — Лукас посмотрел на девушку и сжал ее холодную ладонь.

— Беременна, да, я знаю. И вы так уверены, что сможете быть все втроем? Жить вместе, растить ребенка? У меня не укладывается вся эта ситуация в голове. Что скажут люди?

— Да, мы уверены, мы уже живем вместе в доме Барбары, насколько тебе известно, и будем жить именно там. И, мама, давай без скандалов, без твоих интриг и зловещих планов. Не надо вмешиваться в нашу жизнь, просто прими все, как есть, чтобы в будущем нормально общаться с нами и видеть своих внуков. Не обращай внимания на то, что будут говорить. В противном случае, мы сделаем выбор, и этот выбор будет не в твою пользу.

уладят, и до Эмили не дойдет все положение вещей, то они будут вынуждены уехать. Бросить ранчо, свое дело, свою семью ради спокойствия и счастья выбранной ими женщины.

— Я хочу сказать, — Кэндис подняла голову, облизала пересохшие губы, посмотрела на Тома, потом на миссис Паркер. — Да, вы правы, может, я не достойна ваших сыновей, ведь они у вас на самом деле замечательные, я бы хотела, чтобы мои дети выросли такими же. Я не воспитывалась в благородной семье, у меня нет хорошего образования, и родилась я от случайной интрижки моей матери с шерифом, у меня никогда не было полноценной семьи. Я думала, что ее уже никогда не будет, я не хватала звезд с небес, я хотела простого человеческого счастья. Небольшой домик, собаку, несколько ребятишек, любящего мужчину, а не огромное ранчо и двух красавцев. Но я сделаю все, чтобы она была, моя семья, наша семья, пусть