коротким вздохом. – Я понятия не имею, что между вами с Джеем происходит, но, если у тебя есть какие-то… сомнения на его счет, – мне видно, что он не в восторге от ситуации, но и, что его никто не заставлял, видно тоже, – предубеждения или еще что, мы могли бы о них поговорить.

Я смотрю за их спины, машинально ищу тебя. Поговорить о моих сомнениях? Тебя. Тебя нет в университете уже четвертый день. Зато есть твои друзья. Они переглядываются, и я бы отметил, как занятны выражения их лиц, стесненных, наверное, все-таки зарытым глубоко внутри чувством такта, но не могу. Я слишком удивлен.

– Если ты думаешь, что это он нас прислал, то это не так. – Лиен говорит на неродном языке быстрее Юнина, а я ловлю себя на мысли, что ни разу не подумал, будто ты можешь все им выложить из того, что узнал. – Джей строго-настрого запретил к тебе подходить.

Почему у меня такое неоправданное чувство, будто я все время знаю, какой ты и как можешь или не способен поступить? Откуда оно? Почему нельзя так же просто перестать бояться, что я потеряю тебя, как только обрету?

– Не подумай, что мы лезем не в свое дело, – Юнин говорит медленнее, но с гораздо меньшим акцентом, чем лучший друг. – Но я его таким не видел еще ни разу, – крохотная пауза на то, чтобы попрыгать взглядом по моим зрачкам, будто в них бегущей строкой все то, что этим двум заботливым товарищам недоступно. – Вообще не видел, чтобы он загонялся и был мрачнее тучи. Меня это напрягает. Очень. Джей – это Джей. И мне бы хотелось, чтобы так и оставалось.

Джей это Джей. Наверное, именно так мне и следует отвечать Ури всякий раз, когда он спрашивает, кто такой этот Чон Чоннэ, чтобы я захотел с ним состариться.

– Мне не понятен смысл этого разговора, – и это честно.

Юнин медлит, подбирает формулировку. А у Лиена она уже есть:

– Почему ты его отвергаешь?

Вау. Все друзья такие? Прямолинейные, лезущие не в свое дело, чересчур опекающие? Немного похожие на Ури?

– Он ничего не рассказывает, просто сказал, что дело в доверии.

Дело в доверии. И как только, Чоннэ, ты смог уместить всего меня в три слова.

– Если дело в доверии, то тебе нечего переживать, – Лиен мотает головой в доказательство слов, нисколько не беспокоя прическу. – Джей самый надежный человек, которого я знаю. В обеих странах. Возможно, ты исходишь из его…

Подбор слов затягивается, и друг приходит на помощь:

– …всеобъемлющего социального статуса. – Лиен согласно поддакивает. – То это ничего о нем не говорит. Он просто сам по себе такой вездесущий, люди к нему тянутся.

– Он добрый, – снисходительно вставляет один.

– Очень дружелюбный, поэтому так получается, – слитно добавляет другой.

– Но он не ветреный или легкомысленный.

– И определенно не бабник, если ты так подумал.

Эти двое – черное и белое с крохотной сферой друг друга в характере. Вот так выглядит дружба, если она крепкая и тесная столько долгих лет? Когда не бросают, принимают, знают вдоль и поперек? Пример прочных, вечных, сильных уз? Это то, чего мне никогда не видать из страха угодить в лапы монстров?

– Он очень избирательный. – Юнин продолжает искать другую цивилизацию в моих глазах. – Отношений не заводил, никого не обманывал, если кто и был, то развлечения ради.

– В смысле просто секс. – Лиен пожимает плечами. – Что в этом такого?

Действительно. Просто секс – это ведь чит-код всего человечества, которое научилось красиво обходить простую миссию «продолжи род».

– Если ты думаешь, что он ненадежный в этом плане, то ошибаешься. – Я так не думаю, Чоннэ, я думаю совсем о другом. Например, что впервые говорю с твоими друзьями вот так. Когда они смотрят на меня, а я – на них. И каждое их слово ищет себе место на моих плечах не тайком, а с прямым намерением. – Не знаю, может, это лишняя информация, но мы всегда вместе, и я точно знаю, что у него не было никого за это время.

Разве это не предательство собственной сути – реагировать так? Так – это глупое неуместное облегчение, плавно спускающееся из груди к животу. Как шелковая ткань шарфа, выпавшего из окна поезда.

– Он где-то месяц назад много выпил на вечеринке у Стеллы, – Лиен начинает резво, разрывая мой шарф, а потом как будто сомневается, – Стелла – это д…

– Я знаю, кто такая Стелла, – твои друзья отчего-то замирают так, будто ходили слухи, что я немой, а теперь вдруг заговорил.

Причина в том, что говорю я нечасто или их удивляет моя осведомленность?

Мне кажется, Стеллу знают все. Она играет в каждой постановке в театральном кружке при университете. Небольшой рост, пшеница волос до поясницы – цвета более нежного в сравнении с моим сегодняшним – и яркая натура прирожденной артистки. Ее голос слышен почти в любой части здания, если она с друзьями репетирует что-нибудь во дворе. Если кто и не знает Стеллу, всякий, думаю, ее хоть раз да слышал.

– Она… – кивает наконец владелец личного набора палочек для еды, скашивая глаза на друга. – Она к Джею полезла – он ей давно нравится, – я знаю. Я вижу… как она на тебя смотрит, – а он сказал, – Лиен сдержанно улыбается: – Не пачкай меня. – И видно, что когда-то он уже вдоволь над этим посмеялся. – Мы теперь всегда прикалываемся над ним, потому что он постоянно говорит эту хрень.

– Видимо, это как-то связано с тобой. – Юнину не смешно. Он снова ищет Атлантиду за туннелями моих зрачков. – Ты же понимаешь, о чем речь, правильно?

Мне очень хочется тебя увидеть, Чоннэ. Постоянно. Но сейчас вдруг очень-очень. Как небо, когда я чувствую себя искусственным. Ну, почему ты такой? Почему из всех ты?

– Правильно.

– Во-о-от. – Лиен ловит слово с моих губ и воодушевленно продолжает. – Если дело в доверии, он никогда тебя не обидит. Он хороший парень.

«Дело ведь не в том, что мы сторонимся плохих и подпускаем хороших».

– Чертовски хороший, – чеканит лучший друг, и меня в очередной раз поражает эта связь, сшивающая красной нитью даже реплики простого диалога.

В чем смысл разговора? Чтобы я поверил, что ты хороший? А мне не надо в это верить. Я знаю.

Хороший – это очень поверхностное слово, хоть и важное, конечно. Ты больше чем хороший, Чон Чоннэ, которого все зовут Джей. Ты настоящее чудо. И это не очередной грандиозно-фантастический бред.

– Мне все еще не понятен смысл этого разговора.

– А нам все еще не понятно, почему ты не