Джорджетт осмотрелась в поисках Джеймса, но увидела лишь леди Килмарти, которая наблюдала за ней с некоторым удивлением.

– Он пошел в отцовский кабинет, – сообщила хозяйка дома, – а кабинет графа – суверенная мужская территория. Женщинам туда лучше не заглядывать.

Джорджетт прочла между строк: «Он не хочет видеть тебя там».

– Но я… Я не заметила, как он ушел, – пробормотала она. Ей вдруг сделалось очень неуютно.

– Вы голодны? – спросила графиня.

Мать терпеливо ждала ответа. Джеймс совсем не походил на нее. В седых волосах ее все еще можно было заметить золотистые пряди, и глаза у нее были мягкого голубоватого оттенка, а не зеленые, как у сына. Но на лице, как и на лице Джеймса, не было выражения холодного высокомерия: ее легче было представить с улыбкой, чем без нее, хотя сейчас она не улыбалась.

– Примерно в полдень я поела, спасибо, – сказала Джорджетт и после недолгого колебания добавила: – А Джеймс не ел. – Она ничего не могла поделать с жаром, прилившим к ее щекам, когда она назвала своего спутника по имени. Она не сомневалась, что леди Килмарти сочтет ее развязной. И будет, конечно, права.

Сама Джорджетт не пожелала бы для своего сына такой жены. Она бы никогда не порекомендовала ему и водить дружбу с леди, которая после бокала или двух бренди напрочь забывает о приличиях. Да и графиня непременно сочтет, что ее сын заслуживает лучшего, когда выяснятся постыдные обстоятельства их встречи. И он действительно заслуживал лучшего. Но все же при этой мысли Джорджетт почувствовала ревность.

Леди Килмарти улыбнулась и сказала:

– Мы не можем оставить вас ждать его здесь. Джеймс не говорил с отцом одиннадцать лет, и, как мне кажется, кое-что из того, что он собирается ему рассказать, он предпочел бы сообщить без посторонних. И еще мне кажется, что разговор займет довольно много времени.

– Джеймс рассказал мне, что давно уже не говорил с отцом, – ответила Джорджетт.

– Глупцы, оба они глупцы, – сказала графиня, покачав головой. – Они очень похожи – и не только внешне. Оба упрямы донельзя. Удивительно, что он вообще решился приехать. Подозреваю, вы сыграли в этом далеко не последнюю роль.

Джорджетт не могла не согласиться. Да, действительно, Джеймс оказался здесь лишь по ее настоянию. Но только эта добрая и милая женщина имела в виду нечто совершенно иное. Джорджетт испытывала острое чувство вины – острое, как когти дракона, что впились в ее душу. В том, что Джеймсу сейчас приходилось вести с отцом далеко не самый приятный разговор, лишь она одна виновата, и в этом разговоре никогда бы не возникла необходимость, если бы у нее хватило ума не внимать дурным советам и не пить бренди. По крайней мере – тот первый бокал.

– Давайте пройдем на кухню, – предложила леди Килмарти, не догадываясь о терзавших Джорджетт мыслях. – Посидим там, а потом я позову мужа.

Джорджетт последовала за хозяйкой дома, испытывая облегчение от того, что ситуация разрядилась так просто. Тут ей припомнилось громкое урчание, доносившееся из живота Джеймса, когда они любовались домом.

– Мы не могли бы послать ему что-нибудь перекусить в кабинет? – спросила она.

Графиня одобрительно улыбнулась:

– Я думаю, это непременно надо сделать. Джеймс часто забывал, что пора поесть, – у него всегда находились какие-нибудь дела. Заставить его сесть и нормально поесть вам, его жене, будет очень трудно, уверяю вас.

– Но я… – Джорджетт почувствовала, что краска смущения заливает не только ее щеки, но и все тело. – Вы заблуждаетесь, леди Килмарти. Мы с вашим сыном не женаты.

На лице графини появилось выражение растерянности.

– Ох, простите мне мою самонадеянность… Я увидела кольцо на вашем пальце и подумала, что он приехал сюда для того, чтобы сообщить нам об этом.

Джорджетт готова была провалиться сквозь землю. Опустив глаза, она крутила на пальце перстень. Она не успела подготовить ответ, так как не предполагала, что эта женщина окажется такой прозорливой. Она вообще забыла об этом кольце. Надо было отдать его Джеймсу в ту же секунду, как она увидела его в дверях юридической конторы.

– Если точнее, я вскоре перестану быть его женой, – пробормотала Джорджетт. – Это была ошибка. – Ей вспомнилось, как говорил Джеймс о том, что им придется представлять факты перед судом высшей инстанции в Эдинбурге, дабы суд решил, был их брак законным или нет. – Ошибка, которую мы оба хотели бы исправить, – добавила она.

– Понимаю, – тихо сказала графиня. – А взаимное расположение, симпатия, которую вы друг к другу питаете, не в счет?

Джорджетт не знала, что ответить. В вопросе леди Килмарти не было укора, она лишь поделилась своими наблюдениями. И Джорджетт не могла отрицать, что испытывала даже нечто большее, чем просто симпатию к мужчине, которому не суждено было остаться ее мужем.

Да, действительно, за этот день, проведенный в обществе Джеймса, она привязалась к нему сильнее и испытывала куда более сильные чувства, что когда-либо надеялась испытать к первому мужу. Но желание пусть относительной, но независимости после столь печального первого опыта не могла перечеркнуть даже самая сильная симпатия.

– Я… Честно говоря, я не уверена, что взаимного расположения будет достаточно, – призналась Джорджетт.

В брак следовало вступать обдуманно, учитывая все аспекты – и то, как мужчина относится к женщине, и отношение к ней его семьи. Хотя в этом смысле, кажется, все было в порядке. Но немаловажным фактором являлся и финансовый вопрос. А здесь не все было гладко, судя по тому, как Джеймс сокрушался об утрате каких-то пятидесяти фунтов. В семье, где муж полностью распоряжается всеми доходами, жене приходится несладко. Ее первый муж считал, что жена должна довольствоваться тем, что ей дают, и радоваться уже тому, что ее не морят голодом.

И оставался еще один немаловажный вопрос – считал ли муж возможным содержать, помимо жены, также и любовницу? Вступая в первый брак, Джорджетт не подозревала, что такие вещи следовало обговаривать до того, как брак будет признан законным, и жестоко поплатилась за свое недомыслие.

Джорджетт так ничего и не добавила к сказанному, и леди Килмарти вызволила ее из затруднительного положения, взяв под руку и со смехом воскликнув:

– Вот и хорошо! – Морщинки вокруг глаз графини лучились добротой. – Я поняла, что вы мне нравитесь, когда увидела, как мой сын помогал вам слезть с коня. Я заметила, что он не сразу убрал руки, а вы держались прямо, а не упали к его ногам. – Графиня наклонилась к ней и заговорщическим шепотом пояснила: – Я видела, как вы подъезжаете, из окна гостиной. Любой бы заметил, что вы ему дороги, но я счастлива, что вы не собираетесь сдаваться без боя. Не надо облегчать ему задачу.

Нет! Все не так! Джорджетт постаралась выразиться как можно точнее, чтобы полностью исключить недопонимание.

– Вы не понимаете, леди Килмарти. Я ничего не собираюсь ему облегчать, потому что облегчать нечего.