От передника пахло нелюбимой едой — картофельными биточками: что поделать, если овощи дешевле всего, следовательно, Наташа чаще всего готовит именно овощи в разных видах! И хотя теперь у них есть деньги и на лекарства, и на еду, Наташа по привычке вместо мясных биточков делала картофельные. Привычка к нищенству въедается в гены… Анатолий содрогнулся от приступа внезапного отвращения, но, пересиливая себя, втиснул лицо в мягкую плоть жены, не смея размышлять на тему: когда Наташа ему телесно опротивела? После убийства, которое он совершил фактически (теперь он в этом уверен) ради нее? Или когда в их дом залетела и зловеще простерла красные мясистые крылья «фигура бабочки» — знак беды?

Существует такое понятие: полоса неудач. Жизнь, она вроде зебры, полосатая: светлая полоса — черная, то везет, то не везет. Но Анатолий Любченко отнюдь не думал, что для него наступает черная полоса, когда после блестящего окончания Военно-медицинской академии его приняли ассистентом во всемирно известный Институт нейрохирургии имени Бурденко. Любимая работа, научная деятельность — разве не об этом он мечтал? Он охотно принял и то, что доходы поначалу будут невелики и что придется сменить родной, привычный, обжитой Питер на неизвестную, надменную Москву. «В конце концов, — подумал Анатолий, — мне легче, чем Ломоносову, который пришел в Москву великовозрастный и безграмотный, вслед за рыбным обозом». В этом мнении его поддерживала молодая жена Наташа.

Зато потом пришлось трудно. Очень трудно. Много работы и очень мало денег. Тяжелые больные и требовательность профессоров. Необходимость снимать крошечную квартиру у черта на куличках. И все-таки, вопреки трудностям, жить было весело. В искристых карих Наташиных глазах, которые тогда еще не напоминали глаза печальной коровы, все преображалось волшебным образом, и Анатолий начинал твердо верить в свою удачу.

Он выдержал бы все. Обязательно выдержал бы. Трудностей было достаточно для того, чтобы тащить их на своей спине, сгибаясь, но не падая. Однако буквально через полгода после переезда произошло событие, которое показало, что судьба решила Анатолия окончательно добить. Тем жарким летом Наташа, взяв две недели за свой счет на работе, куда успела уже устроиться, махнула к родственникам на взморье. Вернулась не отдохнувшая, а, наоборот, словно бы усталая, жаловалась на лихорадку. Ночами, прикасаясь, Анатолий чувствовал исходящий от ее потного тела жарок, но не придавал значения: все его больные были на работе. А Наташа… простудилась, скорее всего. Переохладиться на пляже после купания легче легкого. Потом появились боли в мышцах и суставах, сопровождавшиеся вскрикиваниями, но сразу же и смехом, — Наташа не была медиком, она не привыкла болеть и не видела в этом симптоме ничего угрожающего. Ни в коем случае она не хотела бы отягощать жизнь мужу, который и без того упорно выкладывался у себя в клинике. А он ничего не замечал. Предпочитал не замечать. Пока не заметить стало невозможно…

«Что это? — вспомнил Анатолий свой гневный, от бессилия, крик. — Что это у тебя на лице? Посмотрись в зеркало!» И смущенный голос Наташи: «Ну да, я видела, наверное, аллергия или нос обгорел…» Нос обгорел! Хорошенькое объяснение, нечего сказать, а главное, очень правдоподобное — в феврале бессолнечной московской зимы! Анатолий не поверил в обгоревший нос. Он верил в фотографии из медицинских учебников, на которых были изображены в точности такие расплывчатые красные пятна на носу и на щеках. «Эритематозные высыпания в виде бабочки, вот как это называется», — холодея, подумал ассистент Любченко. Или попросту «фигура бабочки». За «фигурой бабочки» следовало название болезни, которое страшно было произнести…

Его произнес позже главный московский специалист по заболеваниям соединительной ткани, к которому — существует все-таки взаимовыручка между коллегами! — жену сотрудника института Бурденко удалось направить без проблем. Но лучший он или худший, а системная красная волчанка на современном уровне науки неизлечима. Как помочь, если против организма ополчается его же собственный иммунитет? На горизонте быстрая смерть или годы мучительной смены обострения и затухания процесса.

Поражение суставов. Поражение почек. Поражение легких. Поражение сердца. Многолетнее непрерывное комплексное лечение позволяет рассчитывать на стойкую клиническую ремиссию, близкую к нормальной жизни. Но на всякое лечение нужны деньги…

Анатолий Любченко согласился с тем, что его жена нуждается в немедленной госпитализации. Был он со всеми вежлив и мил, несколько заторможен, улыбался направо и налево — улыбка, словно неуместно радужный конфетный фантик, прилипла к его лицу. Очень благодарил главного специалиста. Устроил Наташу в палате, успокоил ее, купил ей несколько яблок и вишневый сок. И только придя домой, дал выход истинным чувствам. Он корчился, он колотил кулаками по продавленной бугристой тахте, служившей супружеским ложем ему и Наташе в этой чужой квартире, в этом чужом городе. Он проклинал Наташу зато, что поехала на взморье, где купалась и загорала: ведь известно же, что солнечные лучи провоцируют развитие системной красной волчанки! Он проклинал себя — за то, что отпустил жену в этот роковой для нее отпуск, за то, что переехал в этот город, в котором, возможно, начали невидимую работу роковые для Наташи факторы внешней среды, высвободившие из генов дремавшую там болезнь. Но отчаяннее всего Анатолий Любченко проклинал судьбу, подрезавшую ему крылья прежде взлета. Теперь все кончено: разве можно эффективно работать, приобретать квалификацию, когда дома у тебя филиал госпиталя? Разве можно надеяться стать ученым, если все деньги будет поглощать слепая прорва — болезнь жены? К тому же вряд ли на работе станут держать иногороднюю женщину, которая не вылезает из больничных, а значит, их совместные доходы уменьшатся вдвое, даже значительнее, чем вдвое, потому что Наташа зарабатывала больше его. Следовательно, науке можно сказать «прощай»: вместо того, чтобы дневать и ночевать над диссертацией или совершенствовать хирургическое мастерство, ему придется искать дополнительные источники заработка. Стоило ли уезжать из Питера? Стоило ли мечтать о том, чтобы внести свой вклад в медицину, подобно Бильроту и Пирогову?

Анатолий физически не выдерживал оставаться в этой враз очужевшей квартире, которая совсем недавно представлялась ему сносным семейным гнездышком. Прекратив вымещать свои страдания на ни в чем не повинной тахте, он надел пальто и шапку и, едва чувствуя холод, сковавший Москву, отправился куда глаза глядят. Прогулка по окрестностям привела в порядок мысли. Анатолий уже упрекал себя за то, что думал о Наташе таким недостойным образом — не как о любимой женщине, не как о жене, а как об источнике неприятностей, которые ставят крест на его карьере. Но разве он думал о том, чтобы избавиться от Наташи? Ни мгновения! Конечно же он не разведется с нею, ведь он порядочный человек! Наташа без колебаний оставила и родителей, и родной город, чтобы последовать за мужем в Москву, где самоотверженно заботилась о нем, создавая условия для его научной работы. Пришло время отдавать долги. Когда Анатолий это осознал, ему стало спокойно, но это было спокойствие конца. К ноше, которую он тащил на своем терпеливом и как будто бы уже ко всему приспособившемся хребте, прибавилась еще одна соломинка, да нет, не соломинка, а целый кирпич. Сбросить этот кирпич не представлялось возможности. Оставалось тащить все то, что навалилось, ожидая той минуты, когда под непомерным грузом треснет спина.