– Насколько я понимаю, – осведомился сэр Эдвин глубоким и звучным голосом, чрезвычайно напоминающим голос его брата, – в случае, если вы решите, что Элизабет виновна, вы откажетесь представлять ее интересы в суде? Ведь именно таковы правила вашего ремесла?

– Это не вполне так, сэр, – осторожно возразил я. – Я откажусь представлять ее интересы лишь тогда, когда буду располагать неопровержимыми доказательствами ее вины. В таком случае отказаться от защиты преступницы – моя обязанность. Вы позволите мне рассказать о том, каким образом я сам представляю это прискорбное происшествие? – спросил я после небольшой паузы.

– Да, разумеется.

Я перечислил все известные мне обстоятельства: сестры погибшего мальчика услышали пронзительный крик, выглянули в окно и выбежали в сад. Нидлер выбежал вслед за ними и обнаружил в колодце тело Ральфа. Повторяя все подробности, я искренне сожалел о том, что юные девушки вынуждены переживать эту жуткую историю еще раз. Они обе сидели, опустив головы, с непроницаемыми и безучастными лицами.

– Насколько я понимаю, никто не видел, как Элизабет бросила мальчика в колодец, – заключил я. – Мне представляется вполне вероятным, что он упал туда сам.

– Тогда почему она ничего не сказала в свое оправдание? – проскрежетала старуха.

– Потому что знала: во время дознания правда так или иначе выйдет наружу и все ее ухищрения ни к чему не приведут, – с неожиданной яростью выпалил сэр Эдвин. – Разумеется, это она убила Ральфа! Вы сомневаетесь в ее виновности, сэр, потому что, в отличие от нас, не имели возможности наблюдать за ней в течение девяти месяцев. Вы не знаете, какая это злобная, завистливая и порочная душа!

Старуха наклонилась вперед и предостерегающе опустила иссохшую руку на ладонь сына; он откинулся на спинку кресла, сердито отдуваясь. – Возможно, вы сообщите мне какие-нибудь новые подробности? – невозмутимо произнес я. – Пока я могу судить о случившемся лишь по рассказу Джозефа.

Сэр Эдвин метнул на брата гневный взгляд.

– Все, что могу я сказать про эту особу, – она была дерзка, непочтительна и склонна к вспышкам ярости, – процедил он. – Да, несмотря на ее юный возраст, ей были присущи все эти отвратительные качества.

– Она проявляла столь дурные наклонности с первых дней пребывания в вашем доме?

– Едва появившись здесь после похорон моего брата, она поразила нас своим угрюмым и неприветливым нравом. Мы понимали, что она потеряла семью и дом, и были готовы многое ей простить. Я был полон желания разделить с ней все, что я имею, а я далеко не бедный человек, можете мне поверить. Впрочем, приехав в Лондон, я был не богаче, чем теперь Джозеф, – добавил сэр Эдвин и, несмотря на свою печаль и досаду, гордо выпятил грудь. – Я объяснил девочкам, что они должны относиться к Элизабет со всей возможной благожелательностью, обучать ее игре на лютне и спинете, брать с собой в гости. Они всячески старались завоевать ее расположение, но все их усилия остались тщетными. Расскажи сама, Сабина.

Старшая из сестер подняла голову и устремила на меня взгляд своих огромных кукольных глаз.

– Элизабет была очень груба с нами, сэр, – негромко произнесла она. – Говорила, что найдет занятие поинтереснее, чем вышивать или трепать струны.

– Мы пытались познакомить ее со своими друзьями, – добавила Эйвис. – Брали с собой на званые вечера, знакомили с молодыми джентльменами. Но после нескольких визитов она сказала, что никуда больше не поедет и все наши знакомые – самодовольные и напыщенные идиоты.

– Мы делали все, чтобы с ней подружиться, сэр, – с пылом заверила Сабина. – Но она нас отталкивала.

– Я могу это подтвердить, – изрекла их бабушка. – Эти добрые девочки сделали все, что в их силах.

Я вспомнил рассказы Джозефа о пристрастии Элизабет к чтению, о ее любви к деревенской жизни. Несомненно, девушка обладала независимым нравом и ничуть не походила на своих кузин. Что касается Сабины и Эйвис, их интересы, как нетрудно было догадаться, ограничивались исключительно нарядами и рукодельем. Несомненно, обе юные леди видели перед собой одну-единственную цель – удачное замужество.

– Она едва разговаривала с нами, – с обидой добавила Эйвис.

– Да, она целыми днями сидела в своей комнате, – кивнула Сабина.

– У нее была собственная комната?

Это обстоятельство меня удивило. Как правило, даже в состоятельных семействах незамужние девушки помещаются в общей спальне.

– Дом у меня просторный, – с гордостью изрек сэр Эдвин. – Так что я могу предоставить отдельные комнаты всем членам семьи. И Элизабет не стала исключением.

– Она бы ни за что не согласилась разделять с нами комнату, – заявила Сабина. – Скоро дошло до того, что она и видеть нас не желала. Если кто-нибудь из нас заходил к ней, она кричала, чтобы ее оставили в покое.

Девушка всхлипнула и едва слышно пробормотала:

– И иногда… она называла нас нехорошими словами.

– Да, она пренебрегала всеми существующими приличиями, – вставил сэр Эдвин. – Вела себя отнюдь не так, как приличествует девушке из хорошей семьи.

Старуха подалась вперед, и все взгляды вновь устремились на нее.

– Ненависть, которую Элизабет питала к нам, день ото дня становилась все более очевидной, – сообщила она. – За столом она не удостаивала нас даже словом. В конце концов заявила, что предпочитает обедать в своей комнате, и мы не стали этому противиться. Ее присутствие за столом было слишком тягостным для всех. Видите ли, мастер Шардлейк, слепые особенно чувствительны к окружающей их атмосфере, и я ощущала, как воздух вокруг Элизабет потемнел от ненависти. Она носила ненависть к приютившей ее семье в своей злобной душе.

– Однажды Элизабет меня ударила, – пожаловалась Сабина. – С приходом теплых дней она частенько сидела на скамейке в саду в полном одиночестве. Как-то раз, когда она сидела там и читала книгу, я подошла к ней и спросила, не поедет ли она с нами за город собирать цветы. И тут она захлопнула книгу и принялась бить меня по голове, осыпая ужасными словами. Я едва от нее убежала.

– Я собственными глазами наблюдал эту дикую сцену, – подтвердил сэр Эдвин. – Из окна своего кабинета я видел, как Элизабет набросилась на мою бедную дочь. После этого я велел ей отправиться в свою комнату и оставаться там до конца дня. Я должен был догадаться, что наказание, даже столь ничтожное, приведет к новой вспышке ярости. О, как я виню себя за недостаток предусмотрительности.

Неожиданно Эдвин уронил голову на руки.

– Мой Ральф, мой мальчик… – Голос его прервался. – Я видел, как он лежал здесь, мертвый, неподвижный.

Он несколько раз всхлипнул, и сердце мое болезненно сжалось.

Девушки вновь потупили взоры, пергаментное лицо старухи приняло скорбное выражение.

– Вы заставили нас вновь пережить те ужасные мгновения, мастер Шардлейк, – с укором произнесла она. – Сохраняй твердость духа, сын мой, – обратилась старуха к сэру Эдвину. – Расскажи ему о том, как Элизабет относилась к Ральфу.