«Иду» — в сброшенных на него подругой образах место было указание места, да и на таком относительно небольшом расстоянии он чувствовал нужное направление.

Переданное заставило Теора перейти на бег.

На небольшой полянке, на которой когда-то проходил пикник после Посвящения, привалившись спиной к дереву, сидел Освальд Крейг. Пустые глаза парня смотрели в никуда, а рядом с расслабленной рукой лежал какой-то светящийся предмет.

Айвор и Вагнер находились рядом.

— Гибридное истощение, — мрачно бросила декан, окатив Теора новым ворохом образов, — Фаве в пути, но пока надо стащить с него амулеты, а они на ментальных замках.

Менталист выругался и, опустившись на колени, положил руки на виски парня.

Каким надо быть идиотом чтобы дать первокурснику амулеты мало того что слишком сильно пьющие его силы, так еще и которые нормально не снять⁈ А если бы рядом оказался кто-то, кто не сообразил бы в чем дело?..

Теор выругался еще раз, поняв, что оба, — а амулетов было два, — заклятых предмета были буквально сцеплены с ментальным полем, причем второй имел еще и дополнительную защиту сцепок. Кто-то очень не хотел, чтобы эти амулеты сняли с их владельца. Настолько не хотел, что обрек Освальда умирать…

С огромным удовольствием менталист бы остался дождаться профессионала, вот только местные целители с подобным не работали. С таким вообще мало кто работал, Теор-то сам научился у Гончих, когда несколько раз с Моро его Хамелеона снимал после того, как напарник оказывался недееспособен… Можно дождаться кого-то из изборских менталистов, Данн пришлет, но кто знает, не будет ли время упущено…

Теор принялся снимать сцепки с полем, отделяя от разума Крейга и от его магии опасные артефакты. Первый амулет снялся легко, его замки напоминали те, которым обладал амулет Хамелеона, а вот со вторым же пришлось возиться — этот артефакт не только впился в чужой разум, он этот разум еще и окутывал дополнительными щитами со многими отдельными сцепками, все из которых надо было снимать, и снимать быстро.

В итоге Теор выбрался из рабочего транса с дрожащими руками и вспотевшей спиной. Мир нехорошо расплывался, а голова раскалывалась, сообщая, что столь жесткая концентрация и столь поспешная ментальная работа до добра не доводят.

— Тео! — Айвор приблизилась и схватила за руку, передавая энергию.

Один вдох, три, десять… Наконец, прямая передача прояснила разум достаточно, чтобы менталист смог нащупать на поясе флягу и отхлебнуть из нее, а потом достать небольшую склянку из кармана, и, не без труда отвинтив крышку, выпить и ее содержимое.

Увы, любое восстановление действовало не сразу, так что мир обретал четкость постепенно, и постепенно Теор понимал, что все еще сидит на поляне в ночном лесу, что под коленями все еще жесткие корни, что рядом Айвор, Вагнер, Фаве, и…

И совершенно незнакомый юноша на месте Освальда Крейга, чьи сброшенные амулеты лежали рядом, на промерзшей земле, около бледной руки, в которую магистр-целитель вводил какой-то препарат, сетуя на палящих себе энергетику адептов.

Глава 7

Сюрпризы. ч.1

— Ну вот что ты хочешь тут найти? — раздался позади голос Сигурн.

Альба вздрогнула. Она никак не ожидала, что в столь поздний час в зале Побед и Позора кто-то будет. Задумалась и не заметила чужих шагов, да и Сигурн ходила очень и очень тихо.

— Смысл жизни? — невесело откликнулась Пришедшая, развернувшись к аспирантке.

— Думаешь, он появляется в полночь в зале Тщеславия?

— Зал Тщеславия? — такого названия Альба еще не слышала.

— Ага. Его так Дог называет, аспирант, который из столицы сюда поступил. Думаю и остальные то же самое если не вслух говорят, то думают по крайней мере. Пойдем, нечего тут торчать. Тем более что дело есть.

Сигурн указала головой на выход из зала.

— Именно сейчас?

— Именно сейчас. Мне надоело, что ты всю неделю похожа на драугра, и это нужно исправлять. Все, не спорь, пошли! — северянка сграбастала Пришедшую за руку и потянула на выход из зала.

Альба на собственном опыте убедилась, что спорить с Сигурн, когда она что-то решила, себе дороже. Да и где-то в глубине души теплилось любопытство.

— Может, ты, это, поговорить хочешь? — неожиданно предложила аспирантка, вступая на лестницу около зала.

Шедшая за ней Альба от неожиданности едва вниз кубарем не полетела.

— Что⁈

— Ну, поговорить. Вон ты с Кьярой беседуешь, с Варной — тоже, стараешься всех на наших вечерних сборах выслушивать… а кто будет выслушивать тебя?

Пришедшая не смогла не улыбнуться.

— Все в порядке, правда.

Сигурн хмыкнула.

— Ну да, а я тогда — ледяной тролль. Ты с тех пор, как свое занятие провела, в этом зале по вечерам торчишь или на площадке круги нарезаешь, если только учебой не занята. Даже петь вчера не осталась!

— Прости, надо было доделать на эту дурацкую артефакторику все. Я и половины не знаю из того, что они тут изучают, и…

— Да забудь ты про это!

— Что⁈ — Альба уставилась в спину Сигурн.

— А то. Думаешь, я не понимаю, что ты теперь хочешь этому нидингу доказать, что не лыком шита? И потому пытаешься ради дурацких баллов с помощью своих способностей впихнуть себе в голову всю ту муть, которая может никогда и не пригодится.

— Тебе не кажется, что отговаривать меня учиться — это так-то… неправильно?

Сигурн весело рассмеялась. Они вышли в длинный коридор, и аспирантка неожиданно остановилась около одного из узких окошек.

— Знаешь, кто это? — она ткнула в изображенную на витраже фигуру в серой мантии, окруженной парящими книгами, одна из которых явно вот-вот должна была ударить владельца прямо по голове.

— Понятия не имею, — честно призналась Альба.

— Гидеон Всезнающий. Легенду о нем даже у нас помнят. Маг, решивший стать умнее и сильнее всех остальных в своей стране.

— Что-то мне подсказывает, что ничего хорошего из этого не вышло, — усмехнулась Альба, рассматривая витраж.

— Именно. Гидеон был, вообще-то, способным малым, и поначалу все шло как надо. Он бросал вызовы соперникам и повергал их. Один раз он проиграл своему соученику — и решил, что мало знает. Он отправился в местную библиотеку и прочитал все книги, которые там были. Бросил вызов снова — и теперь победил. Он пошел к следующему, и к следующему, и к следующему… Все соглашались — и проигрывали. И, наконец,