«Едгин» и «Путь всякой плоти», в конце жизни (в 1897 г.) издал книгу «Сочинительница „Одиссеи“» (рис. 36), в которой пытался доказать, что «Одиссею» сочинила женщина (уроженка Трапани на Сицилии!). Если прибегнуть к нашей терминологии, Гомер-I был мужчиной, но Гомер-II – определенно женщиной. Доводы Батлера неубедительны, за исключением общей части; в ней, впрочем, подтверждаются впечатления всякого здравомыслящего читателя в том, что атмосфера «Одиссеи» мягче, более домашняя и, уж позвольте признать, более женственная, чем атмосфера «Илиады». Большего Батлер доказать не смог, но то, что он доказал, было достаточно просто.

Рис. 36. Титульный лист книги Сэмюэла Батлера «Сочинительница „Одиссеи“». 1897

С. Батлер был любителем, наделенным редкой одаренностью. Он изучал Гомера из любви к искусству, как поступали и поступают многие англичане; его труд стал просто способом занять досуг. Одновременно с ним и позже профессиональные филологи из разных стран соревновались в эрудиции и изобретательности, выискивая тексты, анализируя их построчно и пословно, стратифицируя, классифицируя, расчленяя их всеми возможными способами. Пока ученые этим занимались, конкурируя друг с другом, часто ссорясь из-за того или иного слова, одному бывшему предпринимателю, то есть филистеру, пришла в голову простая мысль сличить слова Гомера с памятниками. Филологи день и ночь не вылезали из библиотек, сидели, обложившись словарями, изданиями, комментариями и пыльными мемуарами своих предшественников. Их труд казался бесконечным, и они часто пребывали в каком-то лихорадочном состоянии, словно их время было на исходе. Среди них не нашлось ни одного человека, склонного к приключениям. Они не горели желанием осмотреть те места, которые, как считалось, описывали поэмы Гомера. Более того, разве сам Гомер не был просто сказочником? Есть ли надежда найти следы античных богов и героев? Благодаря невежеству и бесхитростности, а также энтузиазму и вере Г. Шлиман (1822–1890) считал, что такая надежда есть. Разумеется, можно было назвать Шлимана невеждой лишь с точки зрения филолога. Шлиман

был не высокообразованным ученым, а талантливым самоучкой. Однако Гомера он знал наизусть; он понимал, что значат для греков те или иные слова и описываемые ими явления. Он выучил новогреческий язык и без конца обсуждал фольклор со своей женой-гречанкой и друзьями, с греческими учителями, моряками и пастухами, с самыми образованными и с самыми скромными уроженцами Эллады. В этом отношении он был подготовлен неизмеримо лучше среднего филолога. Более того, он был убежден в своей правоте – настолько, что готов был рискнуть и своим состоянием, и жизнью. Поэмы Гомера не появились ниоткуда; у них должна быть материальная основа! Он поедет и найдет ее! Впервые Шлиман побывал в Греции и Трое в 1868 г. и тогда же начал раскопки на Итаке. Следующие 20 лет были в основном посвящены раскопкам в Трое, Микенах, Орхомене, Тиринфе. Шлимана можно назвать настоящим первопроходцем греческой доисторической археологии. Он первым вел раскопки методично. Несмотря на то что за много лет его методы были во многом усовершенствованы, его по праву можно назвать основателем этой линии исследований. Первым методы Шлимана усовершенствовал его молодой ассистент и последователь В. Дёрпфельд (1853–1940).

Так же как Вольф начал новую эру в филологических спорах, Шлиман начал новую эру археологических открытий. Благодаря ему стала возможной новая интерпретация поэзии Гомера как зеркала Микенской эпохи.

Труды Шлимана не могли не оказать влияния на один из «гомеровских вопросов», который больше всего дразнит обывателей, – личность Гомера. На более глубинном уровне можно сказать, что Шлиман воскресил Гомера как сочинителя или исполнителя поэм, прославляющих рассвет греческой цивилизации. Мы никогда не узнаем, кем был автор (и был ли он один, или их было несколько), но это имеет не слишком большое значение, так как у нас есть «Илиада» и «Одиссея», дошедшие до нас целиком. «Илиада» и «Одиссея» – безусловные сокровища, ценность которых со временем лишь возрастает.

Гесиод

В своей великолепной книге «Развитие литературы» Г.М. и Н.К. Чедвики показали, что тематика древних литератур основана не только на устных сказаниях и сагах. «Илиада» и «Одиссея» – выдающиеся образцы эпической поэзии в мировой литературе, но древнегреческие аэды время от времени исполняли и произведения разного содержания, цель которых была главным образом дидактической, гномической (афористические «мудрые мысли», загадки) или мантической (связанной с прорицаниями). Это неудивительно, ибо почему возникли аэды и почему их можно было встретить по всему миру? Просто потому, что люди всегда жаждали информации, знаний того или иного рода. Самые умные и любознательные не довольствовались отдельными, семейными и племенными слухами; им хотелось расширить свои горизонты. Они невольно задавали себе множество трудных вопросов: «Почему мы поступаем именно так, а не иначе?», «Откуда мы и куда идем?», «Почему мы вообще живем?», «Почему мир такой, какой он есть?». Подобные вопросы предваряют появление мифологии и космологии; кроме того, они предваряют науку, а история науки в большой степени является историей успешных ответов на такие вопросы.

Народную любознательность удовлетворяли саги, передававшие сведения о традициях, позволявшие гордиться своим племенем, человечностью, благородством. Тем не менее саги оставляли многое без ответов. Речь идет не только об очень глубоких вопросах, перечисленных выше, но и о более простых, практических, повседневных. Потребности землепашца в специальных знаниях огромны и очень разнообразны; то же можно сказать и о моряках, и о ремесленниках. Вдобавок люди нуждаются в нравственном и общественном руководстве, какое передается им в форме пословиц и поговорок. В таких пословицах и поговорках содержится народная мудрость, так сказать, откалиброванная, испытанная и готовая к дальнейшей передаче. Например, легко запомнить пословицу «Что посеешь, то и пожнешь» благодаря ее ритмичности. На человека, который нравоучительно повторяет ее в семейном кругу или на рыночной площади, словно падает доля личной заслуги в мудрости всего его племени (он заслуживает похвалы, так как помогает сохранить народную мудрость и научить ей других).

Лучшие образцы древнегреческой дидактической поэзии принадлежат Гесиоду, жившему немного позже Гомера; может быть, поэтому его личность более осязаема. Гесиод стал первым греческим поэтом, который говорил от своего имени и выражал намерение выразить личное послание: «Говорить чистую правду желаю»[20]. Гесиод, как и Гомер, родился на эгейском побережье Малой Азии. Однако Гомер, скорее всего, был ионийцем, а отец Гесиода жил в Киме, в Эолиде (к северу от Ионии). Обеднев, отец Гесиода вынужден был покинуть Ким и искать лучшей доли в других местах; он переплыл Эгейское море и обосновался в материковой Греции, в беотийской Аскре. Возможно, там родились его сыновья, Гесиод и Перс; образование они определенно получили на новом месте. Они были крестьянами, как их отец, но