он говорит, прежде чем его рот обрушивается на мой, его член входит в меня с силой, от которой у меня перехватывает дыхание и срывается крик с моих губ, который заглушается его поцелуем, мои бедра широко раздвигаются для него, когда я выгибаюсь навстречу ему и впиваюсь ногтями в его плоть от смешанных ощущений боли и удовольствия одновременно. Его язык переплетается с моим, грубый и собственнический, его рука, державшая мое запястье, погружается в мои волосы, сжимая их почти слишком сильно. Я издаю еще один приглушенный крик, и он отводит бедра назад, выскальзывая так, что внутри меня остается только его набухший кончик, прежде чем снова войти, сильно, так глубоко, как только может.

— Моя, — рычит он мне в губы. — Моя жена, Сирша. Ты моя.

Его рука скользит от моих волос вниз к груди, оттягивая чашечки лифчика вниз, чтобы он мог подразнить пальцами сначала один сосок, а затем другой, поглаживая и пощипывая, пока он горячо целует меня, прежде чем обхватить ладонью мою грудь и сжать.

— Кончай для меня, Сирша, — стонет он. — Кончай столько раз, сколько сможешь.

Он сильно входит в меня, его таз трется о мой клитор, и я не могу дышать. Я не могу думать. Это не что иное, как наслаждение, вспыхивающее между нами, горячее и опустошающее, и я забыла обо всем, кроме него.

— Скажи, что ты моя, — он тяжело дышит мне в рот, прикусывая мою нижнюю губу. — Скажи это, Сирша.

Но я не могу. Я выгибаю шею, глядя в его стеклянные, полные похоти глаза.

— Скажи это первым.

— Что? — Он моргает, глядя на меня, и я упираюсь ладонями в его грудь, когда он прижимается ко мне бедрами, мои ногти царапают его уже покрытую царапинами плоть.

— Скажи, что ты мой. — Я с вызовом смотрю на него. — Если тебе больше никто не нужен. Скажи, что ты мой муж. Мой и только мой.

Это брошенная перчатка, которую, я не думаю, что он поднимет. Наша двойная гордость и упрямство всегда были самым большим барьером между нами, и я не знаю, почему это изменилось сейчас. Но пока я содрогаюсь от удовольствия под ним, мое тело балансирует на грани освобождения, которого я отчаянно жажду, его пронзительные голубые глаза пристально смотрят на меня. Он кивает и снова входит в меня, на этот раз долго и медленно, так что я чувствую каждый дюйм.

— Я твой, Сирша, — выдавливает он слова наполовину стоном, наполовину речью. — Твой, сейчас и всегда. Я был таким с той первой ночи, когда ты зашла на мой склад. Я просто, блядь, не мог в этом признаться.

Я смотрю на него, потрясенная и затаившая дыхание, когда рука на моей груди скользит вверх, его широкая ладонь прижимается к моему горлу, пальцы сжимают бока, пока горячий, волнующий адреналин нечестиво течет по моим венам.

— И ты моя, — рычит Коннор. — Говоришь ты это или нет. Если ты когда-нибудь позволишь другому мужчине прикоснуться к тебе, еще раз, я убью его голыми руками и принесу тебе его голову в подарок.

Его рука сжимается сильнее, и я теряю всякий контроль.

Все мое тело сотрясается от удовольствия, более сильного, чем что-либо, что я чувствовала раньше, оно волнами прокатывается по мне, когда я выгибаюсь навстречу его хватке, прижимаюсь к его члену, выкрикиваю его имя, извиваясь под его тяжелым, мускулистым телом.

— Да, — кричу я, слезы удовольствия и эмоций наполняют мои глаза, когда я обхватываю ногами его бедра, прижимаюсь к нему, жестко кончая на его член. — Я твоя, Коннор. Вся твоя. Мне больше никто не нужен. Я не…

Я не могу вымолвить больше ни слова, потому что его рот на моем, его рука оставляет мое горло и хватает обе мои руки, прежде чем я успеваю в порыве удовольствия царапнуть его глубже, прижимая их к своей голове. Он трахает меня жестко и быстро, его член погружается в меня грубыми, быстрыми движениями, от которых у меня перехватывает дыхание, и я извиваюсь, он трется о мой сверхчувствительный клитор, пока я почти не всхлипываю у его губ от удовольствия, каждый дюйм моего тела содрогается.

— Ты хочешь мою сперму, принцесса? — Коннор прикусывает мою нижнюю губу, снова погружаясь в меня и покачивая бедрами, наполняя почти невыносимой полнотой. — Хочешь, я заполню тебя?

— Да. — Я выдыхаю это слово ему в рот, напрягаясь от его хватки на мне, зажатая между его руками и его членом. — Я так близко… дай мне свою сперму, пожалуйста, трахни меня, войди в меня…

— Поскольку ты так мило умоляла… — Рот Коннора снова завладевает моими губами, его руки сжимают мои запястья, когда он снова входит в меня. Я чувствую, как он пульсирует, как подергиваются его бедра, когда он откидывает голову назад с гортанным стоном, и его удовольствие возбуждает мое.

Я теряю представление о его руках, его рте, звуках, которые мы издаем, сталкиваясь и переплетаясь воедино, когда он входит в меня, его пульсирующий жар наполняет меня, когда я тоже кончаю, сжимаюсь вокруг него, пока мы не сцепляемся так крепко, что я не знаю, возможно ли ему освободиться. Он вжимается в меня, стонет, когда снова целует меня, продолжая толкаться, даже когда последние капли его спермы проливаются в меня. Его лоб прижимается к моему, когда его руки ослабляют хватку на моих запястьях.

По мере того, как ко мне возвращаются чувства, ко мне возвращается глубокое, болезненное чувство в животе, что это была ловушка, игра, что-то, чтобы обманом заставить меня признаться в своих чувствах, чтобы он мог держать это над моей головой. Я пытаюсь вывернуться из-под него, чувствуя себя униженной. Слезы жгут мои веки, но он не отпускает меня. Он прижимает меня к полу, одной рукой хватая за подбородок и поворачивая мое лицо обратно к своему.

— Что случилось? — Спрашивает Коннор, его голубые глаза встречаются с моими, и я могу поклясться по выражению его лица, что ему действительно не все равно.

— Прекрати, — шиплю я, сдерживая слезы.

— Что? — Он прищуривает глаза. — О чем ты говоришь? Если ты имеешь в виду перестать трахать тебя, я обещаю тебе, что смогу убедить тебя в обратном за считанные секунды…

— Нет. Прекрати играть со мной. — Я плотно сжимаю губы. — Эта гребаная игра, когда ты был внутри меня, когда ты говорил такие вещи после того, как был с кем-то другим. — Я пытаюсь вырвать подбородок из его хватки, но он не отпускает.

— Сирша, это была не игра. — Он пристально смотрит мне в глаза, а затем вздыхает. — Я не собираюсь вести с тобой этот разговор, пока я буквально все еще внутри тебя.

Коннор отстраняется, и я сдерживаю