Отнести это письмо к 1311 или к 1313 г. также невозможно, поскольку в указанные дни не было написано никаких посланий. Остается лишь 1310 г., что, на наш взгляд, наиболее вероятно, или, может быть, 131– 2 г.

Таким образом, мы считаем, что это послание было отправлено в октябре или ноябре 1310 г. В то время Мариньи, находившемуся в Нормандии, пришло два письма, кроме того, в октябре 1310 г. слуга Корнильо отправился с еще одним письмом для Ангеррана в Булонь. Видимо, Мариньи ответил на одно из этих писем, возможно, на то, которое было отправлено 26 октября.[950] В благодарность – не за помощь, а за обещание серьезно подумать об этом деле – Маго немедленно выслала ему в подарок роскошный гобелен, заставив оплатить его Дени д'Ирсона 4 января 1311 г.[951]

На момент выплаты, приходившейся на праздник Вознесения в 1310 г., Берту де Бенжи в первый раз употребил формулировку «По устному приказу госпожи… для неких секретных целей, о которых известно госпоже…»,[952] но, видимо, речь шла о некоем деле, обсуждение которого происходило еще до праздника Всех Святых 1309 г.» поскольку к тому времени штраф в Камбре собирал уже Тот Ги.[953] Следовательно, это уже не могло бы последовать за письмом. Если два дела, упоминания о которых содержатся в счетах и в письме, в действительности являются одним и тем же, мы не сможем датировать письмо на основании счетов. Поэтому мы остановимся на предположении об октябре-ноябре 1310 г.

Что же касается темы письма, в нем говорится о человеке, вне всяких сомнений, о мужчине, «которому вполне достаточно стольких владений…». В этом человеке Ж.-М. Ришар увидел Тьерри д'Ирсона,[954] на наш взгляд, более вероятно, что это либо прелат, которому Маго помогла получить более высокий сан, либо Робер д'Артуа, по приговору 9 октября 1309 г. получивший многочисленные фьефы. К другим переговорам, происходившим между Маго и королем или Мариньи, римский двор не имел никакого отношения. Напротив, вполне возможно, что Маго постаралась убедить папу подтвердить или, скорее, ручаться за исполнение судебного приговора, которое фактически лишало имущества ее племянника, Робера д'Артуа.

Деятельность Ангеррана в Англии нужно рассматривать в связи с его взаимоотношениями с Эдуардом И. Камергер впервые посетил Англию спустя некоторое время после восшествия на престол этого короля, и, общаясь, они чаще всего обсуждали дела личного характера. Таким образом, обращаясь к их изучению, необходимо различать дела короля Франции, дела короля Англии и дела Ангеррана де Мариньи.

Двадцать четвертого февраля 1308 г. Мариньи вместе с Карлом Валуа и Людовиком д'Эвре присутствовал на коронации Эдуарда II и Изабеллы Французской в Лондоне. В одном из писем от 3 февраля[955]Филипп Красивый сообщил своему зятю о том, что для участия в церемонии приедут его братья, его камергер и некоторые другие. Возможно, во время свадебных торжеств, 25 января, Мариньи находился в Булони вместе со всеми собравшимися там придворными.[956] Покинув Булонь, он вместе с принцами и со своими коллегами пересек Ла-Манш, поскольку ему, безусловно, было поручено передать торжественные поздравления по поводу коронации, но, помимо этого, ему также доверили еще одну важную миссию. Речь шла о том, чтобы уверить молодого короля в поддержке «во всем что является делом как Вашей, так и Нашей чести, поэтому, по большей части, Вам все будет передано от нас в устной форме» как заявил Филипп Красивый в своем письме.

Филипп, кстати, недавно расстался с Эдуардом II, с которым с огромным удовольствием проговорил в течение всего бракосочетания. Возможно, этим письмом он хотел предостеречь молодого короля, а под «делом» подразумевалась необходимость удалить Гавестона.[957] В действительности в тот момент от Филиппа Красивого нельзя было ожидать ничего другого, кроме плохой осведомленности о личности фаворита своего зятя. В подобной ситуации он предпочел бы молчать, но, отправляя в Англию послов, которым он полностью доверял, Филипп Красивый поручил им, осмотревшись на месте и разобравшись в том, что следовало сказать в данной ситуации, побеседовать с Эдуардом И. Предостережение возымело свое действие, и в 1308 г. Гавестона удалили со двора, впрочем, через несколько месяцев он вернулся и стал еще более влиятельным, чем прежде. Его вновь отослали в 1311 г., а 19 июня 1312 г. фаворита обезглавили взбунтовавшиеся бароны.

Если бы Мариньи занимался исключительно делами Филиппа Красивого, он не обращался бы больше к проблемам Англии. Но такую возможность ему предоставил сам Эдуард И. Молодой правитель действительно нуждался в советах как по поводу своих финансов, находившихся в плачевном состоянии, так и в области внутренней политики своего государства, где ситуацию с бесконечными притязаниями баронов и интригами придворных довершала сложность управления королевством Англии вместе с герцогством Аквитанским. Когда в 1313 г. волнения практически прекратились, 23 сентября король созвал своих баронов. Ему необходимо было достойно противостоять им, не наделать глупостей и постараться, по возможности, обвести их вокруг пальца. Для всего этого Эдуарду II недоставало опыта. Тогда ему в голову пришла идея попросить совета у двух выдающихся дипломатов короля Франции, у Людовика д'Эвре и Ангеррана де Мариньи.

Каким образом королю Англии стало известно о том, что Ангерран был весьма осведомленным человеком в области дипломатии? Мариньи не участвовал в переговорах 1310–1313 гг. по поводу Гиени; его имя, по нашим сведениям, не упоминалось ни в одном из документов или писем, которыми обменивались в то время два правителя. Но из счетов отеля Маго д'Артуа нам известно, что Людовик д'Эвре и Мариньи побывали в Англии в конце августа и в начале сентября 1312 г.[958] Кроме того, необходимые сведения мог сообщить королю приезжавший во Францию с дипломатическим поручением Эймар де Баланс, граф Пемброк: он прибыл во Францию по делам Эдуарда II в феврале 1313 г. и привез с собой рекомендательные письма, чтобы передать их Филиппу Красивому, Людовику Наваррскому, Карлу Валуа, Людовику д'Эвре, архиепископу руанскому, Жилю Асцелину, графу де Сен-Полю и, наконец, Мариньи.[959] Нет никаких сомнений относительно того, что именно он повлиял на решение правителя Англии пригласить Мариньи, который показался ему компетентным и влиятельным человеком.