трижды: пару недель спустя в деревенском доме и еще раз в Париже.

Обряд снова возымел действие, король по-прежнему был доволен фавориткой, хотя сильно болел в тот год, причем, возможно, именно от колдовских пишевых добавок. Но ничто не длится вечно. В 1676 году пришлось снова вызывать аббата. На этот раз, согласно показаниям, мессу служили не в часовне, а в доме Ля-Вуазен. Маргарет Монвуазен «помогала матери подготовить все необходимое». Посреди комнаты уложили матрац, «по бокам которого установили два табурета со свечами». Гибур появился из соседней комнаты в белой ризе, расшитой колдовскими конусами. Ля-Вуазен привела и уложила на матрац голую герцогиню. Матрац оказался коротковат, пришлось подставить еще один стул и уложить на него подушку, но ноги Монтеспан все равно свешивались. На живот ей постелили салфетку и положили на нее крест и чашу. Снова был убит ребенок и кровь его смешали с мукой. Месса завершилась. «Моя мама на следующий день принесла облатку и кровь в стеклянном сосуде, который мадам де Монтеспан забрала с собой».

Детей для жертвоприношения добывали разными способами. Некоторых покупали (цена составляла примерно один фунт на нынешние деньги[139]), некоторых выкрадывали. Говорят, что одного ребенка Маргарет Монвуазен спасла от матери и спрятала в тайном месте. В 1676 году в Париже были волнения из-за исчезновения детей, хотя тогда толпа не связала пропажу детей с последующим «делом о ядах». По результатам работы Огненной палаты были арестованы триста шестьдесят семь человек, и двести восемнадцать уже содержались под стражей. Из них семьдесят четыре были казнены; другие умерли или покончили с собой в тюрьме. Среди обвиняемых оказалось немало священников.

По-видимому, именно в 1677 году у мадам де Монтеспан кончилось терпение. Она решила, что «там, где она не может повелевать, она будет убивать». Ее бесили бесконечные любовные похождения короля. На смену мессам о ниспослании благорасположения пришли мессы на смерть. Гибур вынужден был отслужить мессу, где не было ни кровавой жертвы, ни освящения, а только заговор на смерть короля. Заключительный этап истории пришелся на 1679 год. Король в феврале в очередной раз влюбился. Первые аресты по подозрению в отравлении случились в январе. Расследование уже шло, но ни Монтеспан, ни Ля-Вуазен об этом еще не знали. Монтеспан хотела окончательно извести короля. Ля-Вуазен некоторое время пребывала в нерешительности, но в конце концов согласилась ей помочь. Она встретилась с Трианон, одной из своих сообщниц, и двумя мужчинами — Романи и Бертраном, мастерами по составлению ядов. Две ведьмы должны были покончить с королем посредством прошения, написанного на отравленной бумаге; двое мужчин собирались использовать отравленные перчатки и шелк. Прошение было изготовлено, и 5 марта Ля-Вуазен доставила его в Сен-Жермен. Однако ей не удалось передать бумагу в руки короля и она перенесла встречу с ним на 13 марта. В воскресенье, 12 марта, ее арестовали, когда она выходила из церкви Нотр-Дам-де-Бонн-Нувель после мессы. Мадам де Монтеспан избежала суда. Ля-Вуазен сказала: «Бог оградил короля».

Когда факты доложили королю, он принял решение прекратить расследование. В самом деле, не мог же король признать ужасные преступления, совершенные его фавориткой, матерью его детей. В середине августа 1780 года король поговорил с мадам де Монтеспан; ей было отказано в близости ко двору, но реальную причину опалы ей не сообщили. В течение последующих десяти лет король изредка навещал ее, затем, в 1791 году, она покинула Париж. Маркиза де Монтеспан прожила еще шестнадцать лет, стала очень набожной, постоянно носила грубое белье и вериги. Она раздала целое состояние, и все же до последнего мига боялась смерти, темноты и ночного одиночества. Впрочем, смерть она приняла примиренной с Церковью.

А как же ее сообщники? Король хотел, чтобы их судебное преследование продолжалось, но участие в деле г-жи де Монтеспан афишировать запретил. Но ла Рейни не понимал, как это возможно. Он постоянно обращался к королю и его министрам с просьбами довести расследование до конца, чтобы привлечь, наконец, остальных преступников к ответственности. Доказательств было более чем достаточно. Король не разрешил. Ла Рейни проявил упрямство. «Дело, о котором идет речь, — писал он, — содержит в себе неразрешимое противоречие. Либо мадам де Монтеспан будет привлечена к суду, либо суда избегнут другие преступники, в том числе Гибур, чудовище, превзошедшее всех отравителей в мире, виновный в кощунствах, колдовстве и нечестивых делах, виновный более любого другого преступника, человек, убивавший детей, признавшийся в немыслимых мерзостях; в том числе злоумышлявший колдовскими способами на жизнь короля, тот, от кого мы каждый день слышим новые и новые признания в гнусностях, им совершенных, тот, кто обвиняется в преступлениях против Бога и короля — если не наказать его, то и прочих преступников можно считать безнаказанными».

В конце концов было решено развезти заключенных по отдаленным тюрьмам и содержать их там, постоянно прикованными к стенам камер. Начальник тюрем получил следующее распоряжение: «Король посчитал нужным на основании распоряжений суда отправить в форт Сен-Андре некоторых преступников из числа арестованных по делу об отравлениях. Его Величество приказал мне сообщить, что вам надлежит подготовить две камеры в указанном замке, чтобы в каждом из них можно было безопасно содержать шестерых из этих заключенных. У каждого из них должен быть матрац, расположенный так, чтобы можно было приковать узника за руку или за ногу цепью к стене, однако длина цепи должна позволять им лежать. Это делается для того, чтобы обеспечить безопасность их охранникам, и тем, кто будет доставлять им еду и в целом заботиться о них. Его Величество приказывает, чтобы вы также подготовили две аналогичные камеры в крепости Безансона на двенадцать заключенных. Следует принять меры к тому, чтобы никто никогда не слышал, о чем говорят эти люди».

Именно в Безансоне провел три года Гибур. Другие прожили дольше; в 1724 году, сорок лет спустя, умерла последняя парижская ведьма.

Глава двенадцатая. Салем

История салемских ведьм заслуживает отдельного внимания, причем не столько из-за самого процесса, сколько из-за финала. Совсем не случайно окончание судебного процесса совпало с завершением войны всех против всех; взаимоотношения людей изменились, изменились их убеждения, а то, что произошло в Салеме, скорее всего оказало воздействие и на умонастроения людей в Англии. Но все ли завершилось в самом Салеме?

Для начала следует сказать, что ничего принципиально нового в Салеме не произошло. Одна из самых серьезных проблем во всех колдовских процессах — это конфликт между подозреваемыми и их детьми. Дети — первые жертвы в войне