Недовольные попробовали организовать охоту на ведьм в других приходах округа, и потерпели неудачу. Но люди, выступавшие за прекращение гонений, не собирались признавать, как мистер Пэррис, что их ввели в заблуждение. В 1695 году конгрегация потребовала отзыва главного судьи, а еще через два года все документы по делу поступили в арбитраж. В документе, представленном адвокатами от имени поселения Салем, г-н Пэррис обвинялся в том, что основывался на показаниях тех, «кого хорошо знал», поскольку главные обвинения исходили от больных детей, т.е. пытался бороться с колдовством колдовскими методами. Его проповеди отличались «скандальной безнравственностью», его «вера в дьявольские козни», в то время как он ничего не понимал в экзорцизме, привела к тому, что пострадала не только конкретная деревня Салем, но и вся страна. Документ заканчивался словами: «Мы, нижеподписавшиеся, от собственного лица и от имени тех, кто принял преждевременную смерть, кто находился в заключении, чьей репутации был нанесен катастрофический урон, просим вас определить, обязаны ли мы каким-либо образом соблюдать, уважать и поддерживать виновников наших страданий; обязаны ли мы молить Бога о здравии того, кто был источником наших страданий, и послужит ли его дальнейшее пребывание в Салеме сплочению и процветанию нашей деревни».

Этот выпад священник не смог отразить. Он покинул деревню и переехал. Хотя многие и сожалели о его отъезде, никто не собирался каяться в содеянном. Разве что одна из пострадавших детей, Анна Патнэм вернулась в лоно церкви, когда ей исполнилось двадцать шесть лет. Но события 1692 года не забылись. Возможно, по собственной воле, а возможно, по совету других она исповедалась. Вот как это было:

«Смиренно прошу Бога простить меня за те события, которые случились в моей семье в 92 году. Мне, тогда еще ребенку, выпала доля стать орудием провидения и виновницей обвинения нескольких людей в тяжких преступлениях, в результате чего им пришлось расстаться с жизнью. Теперь у меня есть серьезные основания считать тех людей невиновными, а все случившееся — сатанинским мороком, обманувшим меня тогда. Боюсь, что я и другие вместе со мной по невежеству невольно стали причиной невинной крови, пролившейся на эту землю, хотя в содеянном мной не было злого умысла. Теперь перед лицом Бога я заявляю, что не испытывала гнева или просто недоброжелательности ни к одному из тех, кто пострадал по моей вине, но то, что было сделано мной, было сделано по невежеству и наущению сатаны. В особенности я сожалею, что оказалась главным орудием обвинения доброй госпожи Нурс и ее двух сестер. Я смиренно молю прощения у Бога за те бедствия, которые невольно доставила семье госпожи Нурс и всем тем, кто по моей вине был неправедно обвинен и принял поношения от людей».

Из всех судей, принимавших участие в салемских процессах, только судья Сьюэлл не удовлетворился тем, что всю вину свалили на мистера Пэрриса, дьявола и Божье провидение. Однажды во время службы в старой южной Церкви Бостона он встал перед всеми собравшимися и попросил огласить с кафедры некий документ. Пока его зачитывали, он оставался стоять. Это было его покаяние. Он признавал свою ошибку и свою вину; он просил прощения у Бога; он просил, чтобы церковь молилась за него, дабы отвратить гнев Божий от его страны, его семьи и от него самого. С тех пор каждый год он постился и молился во исполнение своего обета. Документ, зачитанный в церкви в тот день, не сохранился. Но осталось письмо, подписанное двенадцатью присяжными суда в Салеме. «Мы, чьи имена стоят под этим документом, будучи в 1692 году призваны в качестве присяжных суда в Салеме, рассматривали дела многих из тех, кто подозревался в колдовстве и причинении вреда разным людям. Мы признаем, что не могли ни понять, ни противостоять заблуждениям, насланным на нас злыми силами и князем мира сего. Из-за недостатка наших знаний и за неимением достоверной информации преобладала поспешность и небрежение в сборе доказательств. Если бы они были изучены тщательнее, то их явно недостало бы для столь серьезных обвинений. Помятуя Святое писание, а именно Второзаконие[147], мы боимся, что невольно вместе с другими стали причиной пролития невинной крови, которой Господь не простит. Тем самым мы выказываем всем (и в особенности выжившим страдальцам) наше глубокое сочувствие и скорбь по поводу наших ошибок, и заявляем, что мы были введены в заблуждение и ошиблись. Это несказанно огорчает нас, и поэтому мы смиренно просим прощения ради Христа за эту нашу ошибку; и молимся, чтобы Бог не вменял нам это в вину; а еще молимся о том, чтобы выжившие страдальцы не считали нас злоумышленниками, поскольку мы находились под властью всеобщего заблуждения, не имея опыта и будучи совершенно незнакомыми с вопросами подобного рода.

Мы искренне просим прощения у всех, кого мы обидели; и заявляем, что согласно нашим нынешним представлениям, никто из нас больше не вынесет таких ошибочных суждений на таких основаниях. Молим вас принять наши слова в качестве удовлетворения оскорбления, и чтобы вы благословили Господа за то, что дал нам эту землю.

Старшина присяжных Томас Фиск, а также Уильям Фиск, Теодор Перли, Джон Пибоди, Джон Бачило, Томас Фиск мл., Томас Перкинс, Сэмюэль Сайер, Джон Дейн, Эндрю Элиот, Джозеф Эвелит, Генри Херрик»[148].

Если бы не состав суда присяжных в Салеме (и не Верховный суд инквизиции в Испании), Божья Церковь вряд ли смогла бы выглядеть лучше, чем те злые силы, с которыми она сражалась. На протяжении последующего века истерия ведьмовских процессов практически сошла на нет, но это, скорее, заслуга растущего скептицизма, чем какого-нибудь благочестивого порыва. Но, учитывая место и время, раскаяние Салемских присяжных, оказавшихся на самом краю христианского мира, похоже, несет в себе настоящую благодать. Салем слишком долго вспоминали только в связи с ведьмами и казнями, а его следует помнить и как образец признания своих ошибок. Обращаясь памятью из нашего времени к этим присяжным и одному судье, можно подумать, что Господь снова узрел сатану, молнией павшего с небес.

Глава тринадцатая. Заключение

В конце семнадцатого века третьим заметным колдовским процессом стал суд над майором Вейром[149] и его сестрой Джейн в Эдинбурге.

Томас Вейр возглавлял охрану Монтроза[150], когда того везли на казнь через толпу, и в последующие годы его считали очень заметным человеком в религиозной среде Эдинбурга. Поговаривали (без особых на то оснований), что «он притворялся, будто молится только в семьях,