— Да что за люди такие? — возмущался Червонец, быстро пробираясь по пронизанному осенним ветром лесу. — Ему говоришь, сиди, мол, иначе бабу твою с сосунком прирежу… а он что? Поразительно, до чего мозг мусора устроен! Ну да ладно…

Сотни раз рискуя выколоть себе сучьями глаза и столько же раз врезаться в полной темноте в дерево, Червонец шел, ориентируясь по компасу на ремешке часов, пока не забрезжил рассвет.

Банда погибла, сомнений в этом нет. Но разве не это планировал бандит, начиная заведомо проигрышную комбинацию с грузовиком? Спирт через Канаду, доллары в нью-йоркском банке… Повелись. Вот только у Корсака был такой взгляд, словно он понимал, что хуже шняги нет и быть не может. Надо было еще Крюку в харю заглянуть — как-то не догадался… Впрочем, знал бы прикуп — жил бы. И не бегал бы по лесам, как заяц…

Если бы Корсак знал, что, выбирая направление на Ленинград после долгой ходьбы по лесу, он находится в пятистах метрах от Червонца, кто знает, как развернулись бы последующие события. Не знал этого и Альберт Полонский.

Оба двигались в параллельном направлении первые два часа.

Через сто двадцать минут Червонец без сил опустился на землю, Корсак шел не останавливаясь.

На привал Червонец выделил себе пятнадцать минут, но пролежал двадцать. Еще раз сверившись по компасу, он взял левее и совместил свой маршрут с курсом капитана Корнеева. Если бы он эти пять минут потратил на передвижение, то ровно через сорок минут натолкнулся бы на Ярослава, который привалился к осине, приводя в порядок мысли и силы.

Но за пять минут до того, как бандит вышел на залитую скудным светом полянку и разглядел перелесок, в котором росло дерево, еще не остывшее от тепла привалившегося к нему человека, Слава двинулся дальше.

Четыре последующих часа они передвигались в трехстах метрах друг от друга — впереди шел Корсак, за ним, не зная того, Червонец. Если бы не постоянный шум голых ветвей и не шорох крон, если бы не сухой шелест гонимой ветром листвы, то ничего не стоило бы одному и другому услышать звук шагов сзади или перед собой.

Еще через три часа они снова едва не встретились.

Опустившись в очередной раз на землю, Слава поискал глазами ручей или хотя бы лужу, из которой можно было бы напиться. Заболеть на ветру в короткой осенней куртке он не боялся, бывали обстоятельства и поплоше. Организм, закаленный годами беспрерывных тренировок, работал безупречно. Вот только… Вот только что делать с нервами и с усталостью — от чего не убежишь никогда.

Не обнаружив рядом с собой воды, Ярослав поднялся и двинулся по лесу. Где-то вода все равно должна быть!..

И он нашел ее. Родник, похожий больше на струю воды из не до конца завинченного водопроводного крана, стекал по пожухлой листве, промывал траву и убегал куда-то под корни огромного дерева.

Судорожно сжимая от жажды челюсти, Слава склонился над ручьем… и тут же отпрянул. И дело даже не в брезгливости. Каждый разведчик, если он толковый разведчик, знает, что осень — время наиболее ярких вспышек бешенства у лисиц, волков, хорьков и прочей твари, что водится в лесах под Ленинградом. Еще покойный Сомов предупреждал юного Корсака: «Осторожней в осеннем лесу с пробежками, Слава! Нарвешься на лису со слюнявой мордой — беги, пока ноги двигаются! Бешеное животное бесстрашно…»

Где-то, метрах в пятидесяти от того места, где собирался припасть к живительной влаге капитан Корнеев, из того же ручья, да только выше по течению, кто-то пил воду. До недавней поры совершенно прозрачный ручеек гнал тебе муть.

Не желая утолять жажду водой, которая омывала морду какой-то дичи, Корсак отвалился, выждал и только потом, убедившись, что ручей опять чист, напился. Жаль, что нельзя взять ручей с собой. Жаль, что не во что набрать хотя бы часть его. Отдохнув с минуту, Слава встал и направился своим маршрутом.

А в это время менее чем в пятидесяти метрах выше по течению, только что утолив свою жажду из ручья, пытался зажечь отсыревшие спички Червонец. Холод и сырость довели его до того состояния, когда человек, совершенно забывая о рассудительности, начинает разводить костер.

Вор ломал о коробок одну спичку за другой, глухо матерился и нервничал. Когда стало ясно, что не удастся ни согреться, ни закурить, он зашвырнул пустой коробок, выплюнул папиросу и пошел на юг, не подозревая, что следует по еще не остывшим следам заклятого врага.

Ближе к десяти часам утра стали появляться дороги, по которым ездили машины. К двенадцати показались первые люди. Конец октября — не лучшее время для заготовки дров, русский человек начинает запасаться топливом летом, но война сбила привычный ритм жизни. Страна снова привыкала к прежней жизни, не отвыкнув еще от новых веяний…

В Ленинграде у Червонца дважды проверили документы. Оба раза это был милицейский патруль, который засомневался в том, что в рабочее время может идти по улице, никуда не торопясь, мужчина без явных признаков инвалидности и без портфеля, по которому в нем можно было бы признать курьера или служащего.

Но документы, в подлинности которых усомниться милиционеры не могли, потому что изготовлены они были именно в милиции, делали свое дело безукоризненно. Андрей Ильич Николаев, прописанный на улице Лесной в доме 5, шел по Ленинграду на полных правах.

Заглянув в первую попавшуюся контору, он попросил разрешения позвонить по телефону. Старушка-секретарь, с уложенными на голове в венок волосами, сняла с рычага трубку и придвинула к товарищу Николаеву телефон.

— Девушка, соедините меня, пожалуйста, с Москвой, Л-17-17, — попросил Червонец строгую телефонистку. Старухе же объяснил: — Я из потребсоюза. Вы видели, что творится с зерновыми на базах?

— Да как-то все времени не хватает…

— Мне нужно услышать товарища первого, — хрипя простуженным голосом, заявил Червонец, когда его соединили.

— Представьтесь, пожалуйста, и сообщите цель вашего звонка.

— Просто передайте, что звонит Николаев из Ленинграда.

Через минуту, никак не меньше, в течение которой Червонец успел дважды улыбнуться старушке и даже попытаться пропеть (не вышло, и он замолчал), в трубке раздался знакомый ему голос:

— Я вас слушаю.

— Здравствуйте, товарищ первый.

— Откуда вы звоните? И почему вы звоните?

— Я на Каретной, в…

— «Ленинградстатуправление», — быстро подсказала старушка.

— Что случилось?

— Мероприятие испорчено.

— Повторите…

— Я вышел один, остальных пригрели ребята из неизвестного управления, — Червонец подмигнул старушке. — Судьба Корнеева мне неизвестна, кажется, он оказался умнее, чем предполагалось.

— То есть он здоров, бумаги остались нетронутыми, и теперь вместо прибыли наша организация имеет одни убытки, — проскрежетала трубка, — я вас правильно понял?

— Похоже, что так, товарищ первый. Вместо бумаг в сейфе находились личные дела сотрудников неизвестной мне конторы. Люди, как я прочитал из досье, грамотные, себя не жалеющие, работающие на убой. Я могу лишь предполагать и, если вы позволите…