Зачем нужно уделять столько места вопросу о Янине Левандовской и Катыни, которым в «Кровавых землях» отведено лишь несколько страниц? Одна из причин – попытка показать: то, что мы назвали «официальной версией» «Катынскго дела» под названием «это сделали Советы», – непростой вопрос. Вызывающая интерес сложность истории Янины Левандовской подчеркивает тот факт, что Снайдер некритично повторяет официальную польскую националистическую версию не только о Левандовской, но и всего вопроса о Катыни, не подтверждая и не информируя о том своих читателей.

История Янины Левандовской показывает: «официальная версия» Катыни – а в действительности антикоммунистическая и польская националистическая версия – очень далека от стройного исторического повествования, лишенного противоречий, хотя именно такой пытаются представить ее поборники. Непригодна она и для «жонглирования цифрами» Снайдером. Если принять во внимание, что его цель – выставить Советы массовым убийцей таких же масштабов, как гитлеровская Германия, то и тут Катынь едва ли подходит. Даже если «это сделали Советы» – расстреляли всех польских военнопленных, всего 22 000 человек, – все равно это лишь капля в море, по сравнению с миллионами жертв массовых убийств, которые потребовались автору «Кровавых земель», чтобы сравнение Германии и СССР стало хотя бы отдаленно правдоподобным.

Глава 8

Польша и Армия крайова

Ложные выводы Снайдера об Армии крайовой

Снайдер утверждает:

«Как и польское правительство, которое теперь находилось в изгнании в Лондоне, Армия крайова олицетворяла все политические и социальные силы страны. Она боролась за восстановление Польши в ее довоенных границах как демократической республики с равными правами для всех граждан268» (с. 368).

Отрывки из статьи «ZWZ-AK» Дариуша Либионки противоречат заявлению Снайдера. На с. 19 Либионка цитирует «несколько неопределенных, но значительных заявлений» генерала Сикорского, «продиктованных потребностью четко отойти от довоенной польской политики по отношению к национальным меньшинствам, которая имела ужасные коннотации в Западной Европе»269.

Но Либионка продолжает: «[Эти] заявления встретили сильное сопротивление официальных представителей в стране», резко высказывавшихся по поводу «еврейской измены в кресах», «углубляющегося антисемитизма польского общества», «критики положения правительства по отношению к национальным меньшинствам» и т. д. В остальной части того же абзаца Либионка пишет о разгуле антисемитизма в оккупированной Польше и неприятии заявлений Сикорского.

На с. 23 Либионка отмечает, что представитель польского эмигрантского правительства выпустил декларацию о принятом им положении правительства, согласно которому после войны еврейскому меньшинству надлежит предоставить равные права. Но там вновь не говорится о силах в оккупированной Польше, заинтересованных в «решении еврейского вопроса» посредством эмиграции.

На с. 34 Либионка цитирует заявления Сикорского от 1 января и 24 февраля 1942 года по поводу намерений правительства предоставить равные права национальным меньшинствам, включая евреев. Но Либионка показывает, что основные утверждения официальных представителей лондонского правительства противоречили тому, что печатала пролондонская польская пресса. Одна публикация в «Ржечпосполита Полска» («Польская Республика») интерпретировала январское заявление Сикорского как поддержку.

«[У]регулирования “еврейского вопроса” способом, совместимым с христианскими традициями польской политики, но в то же время таким образом, чтобы это прекратило быть фактором, который делает из нас убогую страну, сильно страдающую вследствие того, что неравенство во многих областях нашей экономической и культурной жизни покоится в руках чужеземцев [т. е. евреев]».

Другое проправительственное периодическое издание пишет:

«В Польше текущая война, сильнее, чем какой-либо другой период в нашей истории, продемонстрировала чужестранную природу еврейских масс для политических и исторических стремлений польского государства».

Словом, польское правительство в изгнании придерживалось расистской политики своих предшественников, отказываясь считать всех граждан Польши «поляками». Оно действительно делало некоторые заявления общего характера, обещая равные права всем «жителям» Польши. Возможно, оно чувствовало себя обязанным сделать такие заявления, лишь бы задобрить союзников.

План польского правительства в изгнании о создании после войны фашистского государства

Между тем Делегатура, польское правительство в оккупированной Польше, готовилась к проведению после войны совсем другой политики. Процитированные ниже документы использовали некоторые ученые в 1970–1980-х годах, когда у власти еще стояло просоветское социалистическое правительство. С того времени документы просто игнорировались.

«Инструкции по безопасности, выпущенные Департаментом внутренних дел Делегатуры, установили, что немедленно после захвата власти лондонским лагерем будет иметь место, как там указано, “ограничение гражданских свобод”, которое поставит оппозицию вне закона. Проект закона об антикоммунизме, подготовленного с этой целью, предусмотрел признание в качестве преступления, наказуемого смертью или заключением не менее, чем на 10 лет, членства в коммунистических организациях, пропаганды коммунизма и т. д. Также в качестве преступлений рассматривались “объявление забастовок, пропаганда против имущественного права, против семьи, религии, вооруженных сил, властей”»270.

Еще более полную цитату из того же архивного документа находим в другой книге:

«В “Антик”, “Антикоммунистическом законе”, есть статья 14, § 1, которая гласила: “Кто с намерением свергнуть государство и вызвать разрушение общественного строя организует ассоциацию или возглавляет ассоциацию, имеющую целью пропаганду коммунизма или анархизма, в особенности посредством объявления забастовок и распространением пропаганды против прав собственности, против семьи, религии, вооруженных сил, власти, наказуемы смертью, или заключением до 10 лет, или пожизненно”»271.

Из документов явствует, что лондонское правительство планировало фашистское по своей сути государство: консервативный, антикоммунистический и антирабочий режим, подобный довоенным польским режимам. Животный антисемитизм здесь не упомянут, но он был присущ антикоммунистическому польскому подполью во время и после войны.

Поэтому, вопреки утверждению Снайдера, в действительности лондонское польское правительство в изгнании и его орудие, Армия крайова, вовсе не стремились «представлять все политические и социальные силы». Они не брали в свои ряды евреев и решительно отвергали коммунистов. Они боролись против еврейских и коммунистических партизанских отрядов. Кроме того, и во время, и после войны польское подполье истребляло евреев и коммунистов.

Довоенное польское правительство решительно выступало против «равных прав для всех граждан» и предвзято относилось ко всем, кто не принадлежал польской национальности. Оно было явно антисемитским и беззастенчиво антикоммунистическим. И нет никаких доказательств или причин полагать, что лондонское польское правительство чем-то или в чем-то отличалось от довоенного.

Еще одно доказательство отсутствия стремления лондонских поляков к демократии: они и их орудие, Армия крайова, настаивали на восстановлении Польши «в ее довоенных границах», включая Западную Белоруссию и Западную Украину. Довоенное польское правительство не проводило референдума, чтобы узнать мнение белорусского и украинского большинства, «изберут ли они» жизнь в составе Польши. Наоборот, польское правительство ущемляло их интересы и посылало «осадников» для «полонизации» тех областей.

Ни одна из стран-союзников не поддерживала идею «возвращения» Западной Украины или Западной Белоруссии в состав Польши. Действительно, Польша изначально никогда не обладала законным правом претендовать на эти земли. Даже нынешнее польское государство – преемник лондонского