свете показывала бы поведение последних в сравнении с изысканными манерами римского судьи Пилата, который в начале заседания якобы завел с подсудимым философскую дискуссию о том, что есть истина. В конце же этого заседания он, вместо того, чтобы плевать в кого-либо, ритуально умыл руки.

Максимум, в чем можно было бы обвинить Иисуса, провозгласившего себя в присутствии Каиафы Мессией из дома Давида, – это хвастливая узурпация титула. Вероятно, ввиду хорошо известной жестокости Пилата, такое поведение одного человека действительно представляло опасность для всего еврейского народа; но даже это не могло рассматриваться как наказуемое преступление согласно еврейскому закону.[506] Протестантский исследователь Нового Завета Гюнтер Борнкамм подводит итог:[507]

Именно этот вопрос, представляющий собой кульминацию синоптических повествований, исторически спорен, поскольку суверенный титул Сына Божьего не был отличительной чертой еврейского Мессии, но явно проистекает из христианского вероисповедания. С другой стороны, провозглашение себя Мессией, в том смысле, как это понимает иудаизм, не считалось богохульством, заслуживающим смертной казни.

Католический исследователь Нового Завета Петер Фидлер утверждает: «Даже если Иисус и заявил, что он Мессия, в соответствии с версией синоптических авторов ни один еврей не счел бы это основанием для смертного приговора по обвинению в богохульстве; в конце концов, вопрос касался надежды Израиля на спасение!»

В ранней иерусалимской общине никому бы не пришло в голову, что притязания на мессианство могли считаться богохульством. Иаков, брат Господа, годами провозглашал Иисуса Мессией, не подвергая себя тем самым ни малейшей опасности. Павла же заставило войти в конфликт с иудаизмом не его исповедание веры в Иисуса как Мессию и в его божественный статус Сына Божьего, но отношение к Закону. Хенхен пишет:[508]

Только когда христиане перестали чувствовать себя связанными Законом, иудаизм начал воспринимать христианство как чуждую религию. Только теперь вера в Мессию, Иисуса, который почитался Сыном Божьим, стала чуждой религией, вынужденной готовиться к возможным гонениям. Только теперь исповедание «Иисус – Мессия!» стало богохульством.

Если бы кто-нибудь во времена Иисуса вообразил себя Мессией, это было бы его личным делом – главное, чтобы он оставался верным Закону. В еврейской истории было несколько претендентов на титул Мессии, псевдо-Мессий. Бультман пишет:[509]

Фактически, был целый ряд пророков, которые, согласно описанию Флавия, «вели себя так, будто были избраны Богом, вызывали беспорядки и мятежи и сводили людей с ума своими речами, увлекали их в пустыню, словно Бог мог там явить чудо их избавления». Все эти мессианские мятежи были подавлены римлянами, зачинщики же были распяты или казнены другим способом, если только попадали к ним в руки.

Разумеется, саддукеи были заинтересованы в сохранении безопасности и порядка, однако псевдо-Мессии никогда не преследовались еврейскими властями. Это были борцы сопротивления своего времени. В конечном счете, единственная причина, по которой они не были признаны Мессиями, состояла в том, что они так и не принесли Израилю долгожданного избавления от римского господства.

Бар-Кохба был последним из них. Его предшественниками были, если упоминать самых известных из них, Симон Бар-Гиора, Менахем и Елеазар бен Диней.[510] Бар-Гиора, облаченный в царское одеяние Мессии, был схвачен римлянами после осады Иерусалима, доставлен в Рим и публично удушен в разгар празднования римской победы. Менахем был вождем восстаний зелотов; он позволил жителям Иерусалима поклоняться ему как Мессии, затем попал в руки римлян и был распят. Елеазар бен Диней (не путать с Елеазаром, защитником Масады, который покончил жизнь самоубийством вместе со своими людьми, чтобы не попасть в руки римлян) был арестован как псевдо-Мессия римским прокуратором Антонием Феликсом в 53 г. н. э. и доставлен в Рим для публичной казни.

В этой связи интересен тот факт, что высокочтимый рабби Акива провозгласил Симона Бар-Кохбу Мессией после того, как его, поначалу успешное, восстание дало надежду на окончательную военную победу (эта восстание было жестоко подавлено римлянами в 135 г. н. э.). Военная победа была достаточной для того, чтобы заслужить титул Мессии; даже происхождение из дома Давида было отодвинуто на второй план. Никто никогда не говорил о том, что Бар-Кохба является потомком дома Давида.

Подведем итоги: если бы первосвященник и Синедрион полагали, что раввин из Галилеи заслуживает смертной казни по причине провозглашения себя Мессией, это могло лишь означать, что он виновен согласно закону римской оккупационной власти. Таким образом, у Каиафы не было никаких причин разрывать на себе одежду.

Глава десятая. Преступления Иисуса, не упомянутые в вердикте?

Как отмечает Давид Флюссер,[511] в синоптических евангелиях не упоминаются случаи, когда Иисус пренебрегал каким-либо постановлением Закона. Напротив, тексты указывают на то, что он принимал и исполнял Галаху в том виде, в каком ее представляли фарисеи. Евангелия часто отмечают неизменную преданность Иисуса Торе.[512] Самый известный пример находится в Нагорной проповеди:

Не думайте, что Я пришел нарушить Закон или Пророков: не нарушить пришел Я, но исполнить. Ибо истинно говорю вам: доколе не прейдут небо и земля, ни одна йота или ни одна черта не прейдут из Закона, пока не исполнится все. Итак, кто нарушит одну из заповедей сих малейших и научит так людей, тот малейшим наречется в Царстве Небесном; а кто сотворит и научит, тот великим наречется в Царстве Небесном. (Матф. 5, 17–19)

Тем не менее Иисуса могли обвинить в конкретных нарушениях Закона, и если бы он был осужден за это, никто бы не смог утверждать, что суд поступил противозаконно. Позже суды инквизиции сумели узаконить сожжение на костре – во имя Иисуса, опираясь на гораздо более зыбкие доказательства.

Исследования богословов подчеркивают законность вынесенного Каиафой и Синедрионом смертного приговора, основанного на действительных нарушениях Закона подсудимым. Штробель пишет:[513]

Роль и мнение Каиафы были обусловлены его бесспорной преданностью Закону. Потому он поневоле был вынужден предпринять установленные Законом меры против Иисуса. Каиафа вовсе не был, как ошибочно полагают некоторые христиане, жертвой человеческой зависти, мстительности или кровожадности. По этому поводу также следует опровергнуть Блинцлера. Ибо, не разглядев того давления, под которым находился Каиафа, он ставит под сомнение цельность его личности.

Кюнг пришел к следующему заключению:[514]

Своими беседами и поступками Иисус зачастую подвергал себя риску и, должно быть, размышлял о возможной насильственной смерти… С точки зрения традиционной религии Закона и Храма, еврейское руководство должно было оказать противодействие этому учителю-еретику, этому лжепророку, богохульнику и совратителю народа, в той мере, в какой религиозные понятия этого руководства оставались ортодоксальными.