Выпьет и вспомнит то, что случилось с ним месяц назад. И, если верить заверениям Марыси Данилевской, станет самим собой. Значит, звериная ярость сольется с человеческим разумом, и он отомстит своим врагам. О превращении в медведя думать не хотелось, поэтому Матвей и не думал.

А старуха между тем положила на стол коробку шоколадных конфет разной формы – сердечки, звездочки, полумесяцы, листочки. Выбрала одну конфету – белое сердечко с полосками черного шоколада – и положила перед Матвеем.

– Угощайся, Ведьмак. Ведьмаки не едят мясо, зато любят сладкое, я знаю. Угощайся, мой мальчик, и слушай. Есть у меня еще кое-что специально для тебя. Я уже стара стала, а передать свои знания некому. Вартовые однажды разделились на три клана. Два клана – это так, семейные дрязги. А Третий – это Хранители историй и преданий, те, кто много видел и много знает. Мы храним настоящую историю Вартовых. Мое время заканчивается. Я помогу тебе и уйду в мир иной. Я стара и достаточно всего повидала на этом свете. А передать свои знания мне некому, детей у меня нет. Был мальчик, сыночек, да погиб. Поэтому я передам тебе, Матвей. Ты – правнук Стефана, а я его когда-то любила. Не смотри на меня так, это было давно, очень давно. Я всегда любила Стефана, еще в те времена, когда он сходил с ума после гибели своей Мирославы. Надеялась, что он забудет свою любовь и мы будем вместе. Но не случилось.

– Мой дед женился.

– И развелся. У него родился сын, а потом – внучка. А от внучки родился ты. Со своей женой Стефан прожил ровно один год. Родился мальчик, сын, а потом его жена не выдержала и ушла, оставив ребенка мужу. Своего сына Стефан вырастил сам, а потом вырастил и внучку. Но он никого не любил, мой мальчик, никого, кроме своей Мирославы. Стефан так и не отпустил свою любовь и ненависть. Они сплелись внутри него в неразрывный клубок, и это стало внутренним стержнем Ведьмака Стефана. Так-то вот.

Старуха хитро прищурилась и отпила из кружки дымящийся горячий кофе. Отпила и даже не поморщилась. Матвей к своему не прикасался, ждал, пока хоть немного остынет.

– У меня есть для тебя кое-что, я уже говорила. Родственница моя, жена этого самого председателя, хранила у себя старые рукописи – те самые, которые хотели получить ведьмы Орыся и Ульяна. Но не получили. Родственница передала их моей матери, а та оставила мне. И правильно, такие вещи должны храниться в Третьем клане. Настоящая история Вартовых. Эти рукописи я отдам тебе.

Старуха поднялась и заковыляла куда-то вглубь домика, но вскоре вернулась с толстой пачкой старых листов. Листы были перевязаны коричневой бечевкой и скреплены сургучной печатью.

– Это письма одного из Вартовых. В них – история Желанной. Прочитай их, мой мальчик, и ты поймешь, как появилась эта книга. Ты можешь сохранить письма, а можешь сжечь, теперь это не имеет значения. Но не передавай Тому, кто выполняет желания. Ему это ни к чему. Не говори о старых историях вслух, понимаешь, мальчик? Есть тайны, которые должны остаться тайнами.

Старые бумаги легли на стол, и Матвей протянул было к ним руку, но пани Марыся сурово глянула на него и велела сначала отдать четки.

– А противоядие? – коротко спросил Матвей.

– Приходи за ним после облавы в воскресенье вечером. Приходи один и получишь. Понял меня, мальчик? Ты все получишь, я не обману тебя. Все получишь и все вспомнишь, Ведьмак, правнук Ведьмака.

Матвей взял письма и ушел, так и не притронувшись к кофе и конфетам.

Петух на воротах прокукарекал вслед ему.

1

Марьян сказал, что мне лучше пока пожить у пани Святославы.

– Она же твоя бабушка, – говорил он, поворачивая здоровенный руль «Волги», – она по тебе скучает. У нее ты будешь в безопасности. Никто не сунется к пани Новицкой с дохлыми кошками. И вообще тебе надо было сразу мне рассказать.

– Ты в последнее время недоступен, – напомнила я.

– Да, в последнее время мне нелегко. Знаешь, пока мы с тобой вдвоем, я ни разу не чувствовал приближение… – Марьян замер, вглядываясь в дорогу, а потом, крутанув руль на повороте, договорил: – Приближение духа Желанной. Оно не приходило. Пока что.

– Тебе снова надо ставить свечу, – напомнила я.

– Хоть десять. Сегодня я буду ночевать в лесу, в домике деда. В селе рядом с лесом есть маленькая церквушка, она всегда открыта. Заеду, поставлю свечку, а потом вернусь в домик. Теперь понимаю, почему дед сказал, что он мне пригодится. Если оно и придет, то не потревожит моих родных.

– Как думаешь, Орест всем в кланах расскажет, что мы вместе? Он видел нас и знает теперь, что мы встречаемся.

– Может. Хотя он ни о чем нас не спрашивал, но он мужик умный.

– Ловко ты придумал, что тебе нужны деньги. Типа не хватает налички для прогулок по центру города, вот ты и заехал в клинику.

– А что было говорить?

– Теперь Орест работает вместе с твоим отцом?

– Выходит, что да. Я после проверю документацию, у меня еще будет время.

– Зато мы с тобой прокатились на старой и трясучей «Волге» твоего дедушки.

– Тебе понравилось? – спросил Марьян и улыбнулся.

– Прикольно. И все на нас таращатся.

– Да, народ оглядывается. Нечасто встретишь теперь черную «Волгу».

Я замолчала, глядя на дорогу. Орест Тригуб очень некстати решил проверить документацию в клинике отца Марьяна. Или что он там делал…

Нам пришлось извиниться, и Марьян что-то наплел о наличных деньгах, которые ему срочно нужны. Вроде как мы решили погулять этой ночью, и нужна наличка. Орест очень вежливо сказал, что в клинике своего отца Марьян может делать все, что считает нужным, и внимательно поглядывал на нас двоих, пока мой парень возился с кодовым замком сейфа. Каких-то больших денег я там не увидела, хотя думала, что у хозяина «ИнтерМед» с финансами все о'кей. Всего каких-то пара-тройка тысяч. Марьян взял купюру в пятьсот гривен, закрыл сейф, и мы отправились к своей старой «Волге».

На этом наши приключения и закончились. Делать было нечего, и мы отправились в свой городок за лесом.

У кованых ворот моей бабушки Марьян остановил машину, помог мне выбраться и обнял.

– Хочу, чтобы ты запомнила меня таким, как сегодня, – неожиданно сказал он.

– Думаешь, что я могу тебя забыть? – ответила я и поцеловала его в ответ.

Он улыбнулся, но сумрак скрыл от меня эту улыбку, и я лишь почувствовала необыкновенное тепло и пронзительную тоску в его голосе.