Дело команды пинка «Заяц» разбиралось в городском суде Штеттина. После того, как корсары признались, что подчинены адмиралу Карстену Роде, была созвана международная комиссия. В Померанию съехались представители Швеции, Франции, Польши, Дании, Саксонии и города Любека. В это же время — 15 декабря 1570 года — начались переговоры между Данией и Швецией, на которых, среди прочего, речь зашла и о пиратстве. Действия каперов Московии, пользовавшихся покровительством датской короны и получавших вооружение не только от царя Ивана Васильевича, но и от брата датского короля (как выяснили агенты), давали шведам в руки крупный козырь в игре против короля Фредерика.

Комиссары Любека и Дании поспешили заявить, что сведения шведов не верны, а корсарам Руссии помогали лишь отдельные чиновники, как, например, наместник датской короны на Борнхольме Киттинг, коим двигали своекорыстные интересы. Приют Картену Роде они давали, поскольку не могут уследить за всеми судами, входящими в гавань Копенгагена. Голштинец же прибывал туда как добрый купец, привозивший хорошие товары. Датские представители клялись: наместник Киттинг будет наказан за своеволие, а против каперов царяМосковии они поведут самую беспощадную борьбу.

О том, что на Балтике действуют также шведские и польские каперы, дипломаты тактично «забыли»...

Карстен Роде не думал и не гадал, какие вокруг его имени разгорелись нешуточные страсти. Его занимали другие, более материальные проблемы. Шведы решили поставить на него капкан. Они распустили слух, что одно из торговых суден короны идет с грузом серебряной посуды и прочих ценностей. Получив такое известие, Карстен Роде не стал мешкать и попытался перехватить шведского купца одним лишь своим флагманским флейтом и двумя пинками Ганса Дитрихсена и Ондрюшки Вдовина. Остальные суда уже находились на зимних стоянках — заканчивался октябрь месяц и на Балтике начинались сильные шторма.

Три хорошо оснащенных и укомплектованных шведских фрегата[114]подстерегли Голштинца, следуя за торговым судном. Карстен Роде напал на купца и получил удар в тыл.

Но шведы сильно просчитались. Они не учли храбрости и морского мастерства поморов. Ондрюшка сначала сумел вывести пинк из-под огня орудий вражеского флагмана, а затем, искусно маневрируя, начал расстреливать шведские суда с потрясающей точностью. Вскоре к нему присоединился и адмиральский флейт, получивший незначительные повреждения, а за ним подтянулся и Ганс Дитрихсен, следовавший несколько поодаль.

Спустя какое-то время все три шведских фрегата пылали, а бойкие поморы, не страшась пламени, обшаривали каюты «свенских» капитанов. Еще через два часа нагруженная знатной добычей пиратская компания взяла курс на Копенгаген. Шведы не соврали (им было известно, что во всех портах есть шпионы Роде) — купец и впрямь вез серебро, а также очень ценные французские гобелены...

* * *

Команда «Веселой невесты» гуляла в копенгагенской таверне «Морской пес». Заведение пользовалось у моряков заслуженным уважением.

Хозяин его откликался лишь на прозвище — Капитан. Сам себя он называл «Морским Псом». Поговаривали, что Капитан имел какое-то отношение к ликеделерам, а затем пиратствовал на Мейне, но точно никто ничего не знал — он умел держать свой язык на привязи. «Морской Пес» держал шеф-повара, способного составить конкуренцию даже придворному коллеге по ремеслу. На плату повару хозяин не скупился: тот стоил потраченных денег. Отведать здешние блюда заходили и высшие морские чины, и богатые купцы, и даже главный советник короля Педер Окс — большой гурман.

Люди Карстена Роде заняли почти всю таверну. Голштинец сделал Капитану заказ по высшему разряду, благо было на что после сбыта серебряной посуды и гобеленов. На столах не стояло разве что птичьего молока. Рыба занимала как всегда почетное место на резных деревянных блюдах: копченый палтус цвета светлого янтаря, розовая на срезе семга, запеченный на вертеле налим и прочие дары Балтийского моря.

Корсары ели и пилы так, будто жили впроголодь по меньшей мере неделю. Чавкая и отрыгивая, большинство из них орудовало прямо руками. (Двузубые примитивные вилки приживались среди простолюдинов с трудом.) Только Гедрус Шелига пользовался ложкой, считая себя шляхтичем, единственным столовым прибором которых доселе был нож.

Литвин сидел неподалеку от двери и брезгливо наблюдал за товарищами. Он едва сдерживал огромное волнение, даже боялся перебрать лишку, чтобы не выказать свое состояние после полученной два дня назад очередной весточки Готхарда Кетлера. Это был ответ на его отчет. Герцог был сама любезность. Он сообщил, что их договоренность по-прежнему в силе и одобрил действия Гедруса Шелиги в отношении захвата датского грузового судна. Мол, осталось сделать всего лишь один шаг — сообщить датским властям о местонахождении Карстена Роде.

Проблема заключалось в том, что Голштинец стал очень осторожен. Несмотря на вполне дружеское расположение к нему датчан, он опасался, что в один прекрасный момент все может измениться. И тогда его сделают козлом отпущения. Карстен Роде уже немного разбирался в дипломатии и знал, что политическая погода сродни балтийской — зазевался, не углядел тучку на горизонте, не подвязал паруса и получи шквал, способный не только порвать снасти, но и пустить судно ко дну. Кроме того, Голштинец не очень верил посулам великого князя московского. О каперах московиты словно забыли. Уже одно это настораживало.

Поэтому адмирал чаще всего ночевал не на гостином дворе, а у добрых друзей и знакомых, и всегда держал при себе вооруженных до зубов Пятого и Третьяка. Он никому не сообщал о своих планах и намерениях. О том, что экипаж будет отмечать окончание удачного сезона в таверне «Морской пес», Гедрус Шелига и остальные узнали за час до начала торжественной пьянки.

Но Литвин был не менее хитер и предусмотрителен, нежели Голштинец. У него заранее была заготовлена цидулка в адрес начальника городской стражи Копенгагена, и он лишь приписал внизу адрес таверны, по которому можно найти сегодня Карстена Роде. Сунув ее в руки знакомому мальчишке вместе с монетой — платой за труды, он поспешил вслед за остальными.

— Ты почему такой грустный?

Громкий голос Голштинца над самым ухом заставил Гедруса Шелигу вздрогнуть. Задумавшись, он не заметил, как адмирал подошел к его столу.

— Что-то нездоровится... — ответил Литвин и зябко повел плечами; его и впрямь знобило.

— Так выпей чего покрепче. — Голштинец выплеснул содержимое кружки Литвина на пол. — Попробуй напиток мужчин. Снимает как рукой любую хворь.

Карстен Роде налил из бутылки, которую держал в руках, полкружки и предупредил:

— Только до дна! Давай выпьем за нашу дружбу. Ты нравишься мне, Литвин.

— Спасибо, адмирал. Для меня большая честь служит под твоим началом.

Они чокнулись и выпили. Спиртное обожгло глотку, и Гедрус Шелига узнал превосходный ром. Горячая волна прокатилась по всему телу, голова осветлилась до полной прозрачности, и пришло моментальное решение.