— На этом мы и попрощаемся, ваша светлость, — сказал он, придерживая лошадь герцога за повод. — Благодаря вашей милости все наши договорные обязательства утратили силу. Должен сказать, что любой другой на моем месте не был бы к вам так снисходителен. И главное — если я когда-нибудь узнаю, что вы послали по моему следу наемных убийц, ваши дни будут сочтены. А теперь вам придется слезть с коня и пройтись до города пешком. Простите, герцог, но это разумная предосторожность. Чтобы вам в голову не взбрело немедленно организовать за нами погоню. Пока вы доберетесь в замок, мы будем уже далеко. Прощайте! Жаль, что нам пришлось расстаться таким образом...

* * *

Пока шайка со своим добром покидала предместья Вендена, в небольшом малочисленном городке Галле кипела своя довольно благополучная жизнь. Первые поселения возникли здесь еще в восьмом веке благодаря удачному расположению и месторождениям этой необходимой приправы. Само кельтское слово «галле» и означает «места, богатые солью». Здешние гостиные и постоялые дворы полнились чужаками. В городке привыкли слышать на улицах иноземную речь приехавших за товаром.

Практически никто не обратил особого внимания и на двух литовских купцов, поселившихся при постоялом дворе вдовы Хильды Келер. Это были неброско, но добротно одетые молодые люди, рано утром куда-то уходившие и появляющиеся в харчевне только вечером. Такой образ жизни постояльцев никого не удивлял. Соляных копей в окрестностях Галле было много, и купцы обычно подолгу приценивались, прежде чем приобрести товар, ведь соль всегда разного качества и цены.

Имей Карстен Роде возможность птицей прилететь сюда, он очень удивился бы, узнав в «литовцах» верных телохранителей Третьяка и Пятого, братьев Офонасьевых. Голштинец отправил их перевезти часть денег из своей казны к доверенному человеку в Копенгагене; о нем знали только трое — сам адмирал и бывшие ушкуйники, в честности которых капер совершенно не сомневался. Гульдены были предназначены для оплаты услуг верфи, где главный капер царя Ивана Васильевича намеревался отремонтировать в зимний период все свои суда. Поэтому братья подоспели, что называется, к шапочному разбору в момент, когда Карстена Роде стража выводила из таверны «Морской пес».

Поначалу они растерялись — что делать?! Но потом сработал инстинкт разведчиков, приобретенный за годы, проведенные в ватаге атамана Нагая. Почти не торгуясь, они купили на лошадином рынке добрых коней и сбрую, и, предусмотрительно прихватив с собой часть монет, оставленных Голштинцем на ремонтные работы, бросились догонять тюремную карету.

Догнали быстро. Барышник не обманул — жеребцы и впрямь стоили тех денег, что пришлось выложить за них. Но дальше этого дело не пошло. Карету охраняли четверо гвардейцев короля. А еще двое сидели внутри, поэтому вдвоем отбить своего адмирала у братьев не было никакой возможности. Конечно, можно было бы попытаться, но имелась опасность, что конвоиры просто пристрелят Карстена Роде.

Они решили выждать. Адмирала явно не планировали немедля отправить на плаху, а значит, шанс освободить его еще представится, притом гораздо лучший. Но когда Голштинца закрыли в замке Галле, это сильно обескуражило братьев. Крепость не возьмешь приступом. Оставалось уповать лишь на хитрость и удачу.

За неделю Пятой и Третьяк облазили все окрестности городка и крепостных стен. А уж сколько планов освобождения придумали — не счесть. Но их друга стерегли бдительно. Раньше в замок мог зайти любой желающий, так как тот был не тюрьмой, а всего лишь резиденцией архиепископа города Майнца. Но теперь охрану значительно усилили, и попасть туда можно было лишь по письменному разрешению магистрата.

И все-таки братья Офонасьевы нашли ключ к узилищу Карстен Роде. Этим ключом оказался невзрачный человечек по имени Ханси. Он когда-то был служкой у архиепископа, о котором его святейшество напрочь забыл. Бедный Ханси влачил жалкое существование. Ему даже не на что было купить новое платье. Хорошо хоть он мог кормиться вместе со стражниками, а не то его ждала и вовсе голодная смерть.

Появление узника сильно ободрило коротышку. Предусмотрительный Голштинец не скупился на подачки, а еду делил на двоих. Ханси буквально ожил. А когда к нему на рынке подошли двое иноземцев и завели речь об узнике, служка сразу смекнул: это шанс вырваться из нищеты. Моральная сторона дела мало волновала Ханси. Он был сильно зол на архиепископа, который вместо того, чтобы забрать его в Майнц и дать доходную синекуру, оставил служку прозябать в провинциальном замке на нищенском жаловании.

Комнату, где содержался Карстен Роде, всегда охраняли двое из шести присланных королем гвардейцев. В их обязанности входила и проверка пищи — чтобы узнику никто не мог передать весточку с воли. Но, как это обычно бывает, рутина обыденности вскоре засосала бравых вояк, и они начали исполнять свой служебный долг спустя рукава.

В один из морозных зимних дней, когда Голштинец, сидя у окна, с тоской рассматривал морозные узоры на стекле, Ханси, как обычно, принес обед и начал с шумом расставлять на столе тарелки, чашки и плошки. Карстен Роде посмотрел на карлу и удивился —тот многозначительно подмигивал, отчаянно гримасничая. Что это с ним?

— Здоров ли ты, мой добрый друг? —поинтересовался Голштинец.

— Пребываю в отличнейшем здоровье, — ответил Ханси, подошел к Карстену Роде и с таинственным видом всучил ему два желудя на одной ветке.

Узник едва не задохнулся от волнения. Горячая волна ударила ему в голову и, схватив кружку с пивом, он осушил ее почти до дна.

Этот тайный знак был ему хорошо известен. Так он иногда общался со своими телохранителями. Третьяк и Пятой уже разумели немецкий язык и разговаривали на нем вполне сносно, однако писать так и не научились. А русской грамоте, в свою очередь не был обучен Голштинец. Поэтому в особо серьезных ситуациях, когда требовалось срочное присутствие братьев, он посылал им с гонцом два сросшихся желудя, что означало: «Немедленно ко мне! Внимание! Опасность! Будьте наготове!». В данном случае те предупреждали его быть готовым к побегу. В этом у Карстена Роде не было никаких сомнений.

Значит, друзья на свободе! Здесь, в Галле! И готовят ему побег!

Голштинец щедро зачерпнул из кошелька горсть монет и высыпал их в ладони Ханси. Карла опять подмигнул, полез за пазуху и достал оттуда пилку по металлу.

— Веревку завтра принесу... — шепнул он на ухо капитану.

Карстен Роде готов был расцеловать его...

Утром следующего дня, когда Офонасьевы еще нежились в постелях, раздался громкий стук в дверь. Переглянувшись в тревоге, они, не сговариваясь, схватили пистоли.

— Кто там? — спросил Третьяк.

— Это я, я!

Голос показался им незнакомым. Но от души отлегло — слава богу, не городская стража.

— Назови свое имя! — рявкнул Пятой.

— Ханси! Это я, Ханси!

В комнату вкатился коротышка. Он был расстроен — по щекам у него катились слезы.

— Что случилось?! — в один голос воскликнули братья.