– Когда я была маленькой, мне эта история казалась бессмыслицей. Почему люди хотели жить в одиночку? – Задумчивый тон выдал меня, и объятия стали крепче. Глаз я не открывала, чувствуя, как по расслабившемуся от тепла телу и мускулам расползается внезапная усталость.

– Мне казалось, Шинангоув был умнее брата. Он знал, что люди хотели жить вместе. Я постоянно донимала Джимми просьбами о маме, о сестренке или о друзьях. Мудрый волк должен был догадаться, что людям захочется быть вместе. – Уилсон повернул меня лицом к себе и убрал завитки волос с моих щек. Мне очень не хотелось открывать глаза из страха, что он все поймет, пока мы стоим так близко. Но стоять в таком положении с закрытыми глазами выглядело так, будто я чего-то жду, надеюсь на поцелуй, так что пришлось их открыть.

– Иногда мне кажется, что я была одной из тех, кто остался в мешке, пока остальные падали кучками, – прошептала я.

Глаза Уилсона казались черными в этом темном, почти не освещенном углу, что цветом напоминали блестящий гематит. Он смотрел внимательно и сочувственно, будто все, что я говорила, было необычайно важно. Именно это выражение, его внутренняя сила покорили меня, урок за уроком, день за днем, а он даже не знал, что я уже принадлежала ему.

– Думаю, это вполне объяснимая реакция, ты девять месяцев была со своим ребенком, а потом осталась без него, – он произнес это очень мягко и целомудренно поцеловал меня в лоб. Отвратительно. Мне не нужно было его сочувствие. И уж точно не нужно было «пространство». Мне был нужен он. И я не хотела этих поцелуев в лоб. Мне нужны были настоящие. Я хотела целовать его, запустив пальцы в его кудри, слившись с ним в единое целое. Хотела признаться в своих чувствах, показать, насколько сильна моя привязанность к нему. Так что если я сейчас же не отодвинусь, может произойти что-то, что оттолкнет его навсегда. Я судорожно дернулась из его рук, боясь себя, боясь за себя. Уилсон тут же меня отпустил.

– Кому-то судьбой предначертано быть одним. Как Джимми. Может, и мне тоже, хочу я того или нет.

Я повернулась и подошла к рабочему столу, а Уилсон не ответил. Схватила ключи и направилась к лестнице в свою квартиру. Никто из нас не попрощался, дистанция была восстановлена. Будто он никогда и не обнимал меня.

Я отказалась от приглашений на День благодарения и на Рождество, заметила и обошла все ловушки, подстерегавшие меня на каникулах. Но когда Тиффа позвонила, умоляя прийти на ее ежегодную новогоднюю вечеринку, сообщив, что ее мама присмотрит за мальчиками и Мелоди в другом месте, я уступила. И все убеждала себя, что это никак не связано с тем, что моей парой на вечеринке будет Уилсон, так как Памела уехала встречать Новый год в Англию.

Я представляла себе что-то вычурное, с живой музыкой, коктейльными платьями и высокими каблуками. Но Тиффа удивила меня.

– Надень что-нибудь удобное! И цветное! Всегда проводим конкурс, кто оденется ярче всех, у нас в семье любят шумные вечеринки. Но если мы вдруг будем играть в «коробочку», придется наклоняться, так что смотри, чтобы ничего нигде не задиралось. Элис всегда ругается на эту игру, но без нее и праздник – не праздник.

Розовые обтягивающие джинсы и бирюзовая кофточка в блестках показались мне достаточно ярким комплектом. У меня даже нашлись сережки с фиолетовыми перьями и такие же перья для прически. Довершили образ тени для век с блестками и ярко-красная помада. Но Тиффа легко обошла меня, выбрав легинсы в разноцветных пятнах, полосатую рубашку настолько кислотного цвета, что даже глазам было больно, туфли на высокой платформе (оранжевой!) и разноцветный клоунский парик. Даже Уилсон заразился всеобщим настроением и выбрал джемпер не голубого, не серого и не черного цвета. Он был бледно-зеленый, с треугольным вырезом. Не кричаще, но он хотя бы попытался. Джинсы и ботинки черные, но в целом он выглядел совсем не по-учительски.

Вечеринка была не то чтобы огромной, человек тридцать, но все, похоже, друг друга хорошо знали. Пришло где-то десять-двенадцать пар, а также были Тиффа с Джеком, Элис с Питером и мы с Уилсоном. В основном это были коллеги-англичане Тиффы из «Шеффилда». Я воображала, что они все будут пить шампанское, оттопырив мизинчик, и старательно подбирать слова, все такие благовоспитанные. Но они оказались шумными и приветливыми, особенно после пары бокалов.

Вечер начался с игры «Ха-ха-ха», так ее назвала Тиффа. Каждому гостю выдали браслет, сделанный из рулона разноцветных стикеров. Нужно было рассмешить всех громким утрированным «ха-ха-ха». Если тебе везло, и кто-то смеялся, то он должен был отдать тебе стикер и поцеловать. Если девушка смешила другую девушку, то могла либо ограничиться звучным чмоканьем, либо выбрать, какого мужчину поцелует проигравшая, или кто поцелует ее. Победитель «Ха-ха-ха» определялся в конце вечера по количеству набранных (и оставшихся на браслете) стикеров. Было облегчением увидеть, что все целовали друг друга в щечку и желали «Счастливого Нового года». Никто не переходил рамки приличия и не пытался настаивать. Все были заняты собиранием стикеров. Игра продолжалась всю ночь, даже во время других игр, и я стала вроде главной мишени, потому что доставшиеся мне «ха-ха-ха» были не очень-то смешными, так что все стикеры оставались при мне, как и поцелуи. Тиффа с Уилсоном по очереди пытались выиграть друг у друга, время от времени разражаясь хохотом и отдавая стикер вместе с быстрым поцелуем в лоб. Скоро стало казаться, что у Тиффы сыпь, так часто цветные бумажки покрывали ее лицо. А Элис говорила «Ха-ха-ха» таким скрипучим голосом, что все смеялись и морщились одновременно, так что ей тоже досталось несколько стикеров и поцелуев.

Не знаю, чего я ожидала от новогодней вечеринки с кучкой британцев, но уж точно не «Ха-ха-ха» и не игры в «бумажный пакет». Тут нужно было встать на одну ногу, как цапля, наклониться вперед, не касаясь пола или пакета, и поднять его ртом. Каждый раз от пакета отрезали пару сантиметров, пока не оставалось только тонкое дно. Элис ухитрилась разбить нос, впечатавшись лицом в пол. А Тиффа легко наклонялась, как балерина, складываясь чуть ли не пополам, подхватывая пакет, будто это был танец, который она выучила давным-давно. Джек выбыл после первого же раунда, а муж Элис, Питер, пукал каждый раз, когда пытался наклониться за сумкой, и его смущенные «простите» были даже смешнее, чем сама игра. Уилсон приступил к «бумажному пакету» с бесхитростной сосредоточенностью, как, по словам его сестер, он всегда и поступал, но выбыл после второго или третьего раунда.

Очевидно, эта игра для семьи Уилсонов стала уже традицией, и отнюдь не английской. Покойный доктор Уилсон научил детей играть в нее давным-давно, поэтому практики у них было предостаточно. Прошло всего два месяца с рождения Мелоди, и я вполне могла отказаться, сославшись на нездоровье. Но это вызвало бы вопросы и любопытные взгляды, так что я встала вместе со всеми, обнаружив, что неприязнь к алкоголю оказалась только на руку, так как с равновесием у меня все было в порядке, в отличие от других. В последнем раунде мы остались вдвоем с Тиффой, она была в шаге от победы и несла всякую ерунду, как Скэри Спайс из «Спайс Герлз», плавно изгибаясь.