Она не ответила, но я увидела, как опустились книзу уголки ее губ.

— Мне бы хотелось что-нибудь для тебя сделать.

— Мне нравится, когда ты меня причесываешь.

Я рассмеялась.

— Нет, что-нибудь, что поможет тебе стать счастливее.

Она покачала головой.

— Разумно ли это… вся эта выпивка? — продолжила я. — Я знаю, это Фанни достает ее тебе. Очень плохо с ее стороны. С тех пор, как она тут появилась, тебе стало хуже.

— Я хочу, чтоб Фанни была здесь. Она мой друг, — ее рот упрямо подобрался.

— Друг? Который сует тебе выпивку в то время, когда Джастин старается, чтоб ты не пила, когда он хочет, чтобы твое здоровье поправилось?

Она открыла глаза, и на мгновение я увидела, как они сверкнули.

— Вот как? Он бы, наверное, предпочел, чтобы я умерла.

— Что за чепуха. Он хочет, чтобы ты была здорова. Избавься от Фанни. Я знаю, что она для тебя — зло. Стань здоровой… и сильной. Если у тебя улучшится здоровье, может быть, ты сможешь завести ребенка, который доставит такую радость Джастину.

Она резко повернулась ко мне и вцепилась мне в руку. Ее пальцы жгли мне кожу.

— Ты ничего не понимаешь! А думаешь, что все поняла. Остальные тоже так думают. Они думают, это моя вина, что у нас нет детей. А если я скажу тебе, что виноват Джастин?

— Джастин? Ты хочешь сказать…

Она отпустила меня и, пожав плечами, снова повернулась к зеркалу.

— Какая разница? Просто расчеши их щеткой, Керенса. Это меня успокаивает. Потом завяжи их сзади, а я прилягу и немного посплю.

Я взяла гребень. Что она имела в виду? Уж не предполагает ли она, что Джастин бессилен?

Я разволновалась. Если так, то навсегда исчезнет опасность, что кто-нибудь оттеснит Карлиона. Трудности Меллиоры и Джастина перед такой важной новостью померкли.

Но насколько можно доверять буйным выпадам Джудит? Я вспомнила Джастин — такого холодного и отчужденного; его любовь к Меллиоре никогда, я была уверена, не получила естественного завершения. Может быть, от неспособности, а не из моральных соображений?

Надо выяснить.

Тут я припомнила историю рода Деррайзов, историю о чудовище и проклятии. Мне хотелось побольше узнать об их семье.

— Джудит, — начала я.

Но ее глаза были закрыты, она уже наполовину спала.

Из нее теперь мало что можно вытянуть, да и уверенности не будет, что это правда.

Я вспомнила те времена, когда была ее камеристкой. Она часто говорила о своей старой нянюшке, Джейн Карвиллен, долгие годы жившей у них в семье и работавшей няней еще у матери Джудит. Я слышала от Джудит, что она оставила их семью, но живет теперь в домике на земле Деррайзов, Я решила, что если проехать верхом в Деррайз и поговорить с Джейн Карвиллен, может быть, мне удастся узнать что-нибудь важное.

На следующий день я оставила Карлиона на Меллиору и поехала на болота.

На Деррайз-пике я остановилась поглядеть на дом — прекрасный замок из корнуэльского камня, стоящий в парке, а среди деревьев уловила отблески солнца на водной глади прудов. Я не могла не сравнить себя с Джудит, которая, родившись в такой роскоши, была теперь одной из несчастнейших женщин на земле, тогда как я, рожденная в нищете рыбацкого домика с глиняными стенами, стала миссис Сент-Ларнстон. Не переставая поздравлять себя с достигнутым успехом, я самодовольно говорила себе, что мой характер становится сильнее, а если при этом он становился жестче, что ж, жестокость есть сила.

Я поехала в поместье Деррайзов, а по дороге встретила каких-то рабочих, которых и попросила указать мне домик мисс Карвиллен. Спустя некоторое время я нашла его.

Привязав лошадь к ограде, постучала в дверь. Недолгая тишина, а потом медленные шаги — и дверь отворила маленькая женщина.

Спина у нее сгорбилась, она ходила с палочкой; лицо было сморщенное, как печеное яблоко, она пронзительно смотрела на меня из-под нависших лохматых бровей.

— Прошу прощения за беспокойство, — сказала я. — Я — миссис Сент-Ларнстон из аббатства.

Она кивнула.

— Я знаю. Ты девчонка Керенсы Би.

— Я невестка Джудит, — спокойно сказала я.

— Чего ты от меня хочешь? — строго спросила она.

— Поговорить. Я беспокоюсь за Джудит.

— Ну, входи тогда, — сказала она, став чуть-чуть погостеприимней.

Я вошла в комнату, и она подвела меня к стулу с высокой спинкой перед очагом, в котором горел торф. Очаг напоминал пещеру в стене: решеток, отгораживающих огонь не было. Мне вспомнился похожий очаг в домике бабушки.

Я села с ней рядом, и она сказала:

— Чего там такое с мисс Джудит?

Я решила, что она женщина прямолинейная, значит, мне тоже надо прикинуться прямолинейной, и сказала без уверток:

— Она слишком много пьет.

Это замечание потрясло ее. Я увидела, как у нее дернулись губы; потом она задумчиво подергала себя за длинный жесткий волос, что рос у нее из бородавки на подбородке.

— Я пришла, потому что беспокоюсь за нее и думаю, может, Вы мне что посоветуете.

— Это как же?

— Если бы, — сказала я, — она смогла завести ребенка, мне кажется, это бы ей помогло, а если она не будет так много пить, у нее станет получше со здоровьем. Я говорила с ней об этом. Она, по-моему, в отчаянии, и думает, что не может иметь детей. Вы хорошо знаете их семью…

— Бесплодное их семейство, — ответила она, — у них всегда было с этим туго. Им нелегко заиметь детей. Как будто на них проклятье какое…

Я не смела поднять на нее взгляда, боясь, что проницательная старуха прочтет удовлетворение в моих глазах и поймет его причину.

— Я слышала, что их семья проклятая, — отважилась я. — Говорят, будто давным-давно одна из Деррайзов родила чудовище.

Она присвистнула.

— Обо всех этих старинных семействах ходят глупые сказки. Проклятье не в чудовище. А в бесплодии и… пьянстве. Одно к другому липнет. В них будто какое-то отчаянье сидит, О них говорят, что в их семье не может быть сыновей… и будто женщины там решили быть бесплодными и не рожают… Говорят, бывают среди них такие, что не могут устоять перед выпивкой… Ну, они и пьют.

— Так вот в чем семейное проклятье, — сказала я. — И, чуть погодя: — Так вы думаете, что Джудит вряд ли сможет иметь ребенка?

— Кто знает? Она уж сколько замужем, а как я знаю, пока что ничего. У ее бабушки было двое — одного подняла, а другого потеряла. Мальчик был, но хилый. Матушка-то моей молодой леди была Деррайз. Ее муж, как женился, взял эту фамилию — чтоб род не угас, так вот. Им, похоже, все тяжелей приходится. Моя-то молодая леди так уж влюблена была. Помню, она прямо трепетала вся, когда он сюда приезжал. Ну, говорили мы, уж такая любовь должна дать плоды. Да что-то не похоже.