– Он продолжает свои чудовищные опыты с волками? – удивленно восклицает Марья.

– Кое-что похуже, – бормочет Велес в ответ.

– Что может быть еще хуже этого?

– Отчаявшись создать волкулака, мой брат просто стал давать перед битвой обычным воинам испить крови безумных созданий, укушенных не в полнолуние, – увидев в ужасе расширившиеся глаза Марьи, Велес утвердительно кивает. – Да-да, они впадают в неистовство, перестают бояться, сражаются доблестно и быстро умирают. Он зовет их берсерками – по имени монстров, чью кровь пьют воины.

– Это просто… – женщина стихает, не находя слов.

Некоторое время бог и ведьма смотрят друг на друга в молчании. Сквозь открытые окна в залу врываются звуки и запахи бушующей за окном весны, но в комнате зябко, словно солнце навсегда покинуло этот край.

– Также у него есть так называемые холодные…

– Те, у кого он своей магией забрал все чувства и эмоции? – печально шепчет Марья.

– Да, – рыжеволосый бог кивает. – Применив эту магию к себе, Перун не остановился и много лет назад сделал это и со своим сыном, чтобы тот победил в одной из первых Игр…

– Я помню эту историю, – кивнула Марья. – Ягишна рассказывала ее Луке как страшную сказку на ночь.

– Ох уж эта Ягишна, – невесело хмыкает Велес. – Из всего сделает интересную историю… Но сейчас о другом. Перун принялся обращать в холодных многих людей. У него теперь есть целая армия… Должно быть, ты слышала о них как о крестоносцах, что охраняют веру в Империи…

– Неужели… – ведьма приподнимает брови. – Вот его воинство? Ничтожный трусливый Папа за высокими стенами своей обители, безумные берсерки да крестоносцы без души и сердца? Времени даром твой брат не терял.

– У нас есть кого ему противопоставить, – замечает бог. – За эти годы из Яви прибыло достаточно добровольцев среди волкулаков, упырей и колдунов, чтобы и у нас накопилась приличная армия. И у нее должен быть командующий… Или, я бы сказал, командующая.

– Но… ты же не хочешь сказать… – растерялась Марья. – А как же Ягишна, Владан? Ты?!

– Думаю, ты осознаёшь, что я должен быть везде и нигде, – заметил Велес. – Ягишна и Владан останутся в мире Яви, чтобы прикрывать наш тыл вместе с теми созданиями, которые не пришли сюда. Чтобы нам было куда вернуться.

– Улла? – совсем уж беспомощно бормочет Марья.

– Улла и волкулаки служат мне в Мидгарде, помогая отцу моему оставаться в стане врага нераскрытым. Так что есть только ты, – отвечает бог. – Конечно, – я повторю, – если не передумала.

– Нет-нет. – Ведьма выглядит рассеянной. – Я просто действительно не ожидала такого… повышения.

– Скромничаешь, дорогая, – к Велесу возвращается его насмешливая манера. – Ты самая влиятельная женщина в Империи. Я никуда тебя не повышаю.

– Брось, – морщится Марья. – Я делала все только ради одной цели: насолить нынешнему Папе. Все, чтобы Петрус потерял сон и покой.

– И тебе удалось, спешу заметить, – ухмыляется Велес.

Ведьма и бог смеются.

– Скажи мне, – внезапно умолкает Марья. – А что с Новым Царством?

– Новое Царство… – качает головой Велес. – После событий двадцатилетней давности… Фараон впал в безумие. Он закрыл мир от визитов извне, используя знания Жрецов. Перебил всех Путешественников, подвергая их гонениям. После чего создал свою вариацию веры в Единого Бога, которая служит лишь целям самого Фараона, закрылся в своем золотом дворце и правит кнутом и пряником. И чаще, конечно, кнутом. Все несогласные преследуются. Но, что удивительно, несогласных не так уж и много. Хотя, наверное, это как раз и не удивительно, учитывая прошлый строй Нового Царства.

– Да уж, – сочувственно вздыхает Марья. – Фараон никогда не отличался благоразумием.

– Других людей мой брат и не выбирал правителями, – замечает Велес. – Так что Новое Царство теперь закрытый ограниченный мир без богов. Сколько они так протянут, не могу сказать…

– Меня заинтересовало в твоем рассказе другое, – замечает ведьма. – Можно закрыть мир от вторжения извне?

– Можно, – нехотя кивает Велес. – Но это сложно… Необходимо много жизней.

– Понимаю…

Рыжеволосый бог и ведьма молчат. Марья подается вперед и смотрит на Велеса, теребя браслеты.

– Итак, – произносит она, словно черту подводит. – Мы начинаем.

– Начинаем, – соглашается Велес и указывает на браслеты. – И пришло время их сломать.

– О-о-о-о, – тянет Марья. – Я их сломаю, уж поверь мне. Только вытащу из-за высоких стен убежища Великого Папу Петра.

2

1910 год от возведения Первого Колизея

Павел из последних сил потянул плуг. Пот застилал глаза, щипал обгоревшую на безжалостном летнем солнце кожу. Светило в зените не щадило никого и ничто. Не спасали ни повязанная на голову на манер платка рубаха, полы которой, свисая сзади, худо-бедно прикрывали спину, ни частое питье. Ничто не приносило облегчения.

Лошадь Павел давно распряг, и теперь несчастное животное, словно мертвое, лежало под единственным деревом с небогатой кроной. Дерево заходило на поле Павла, но он не стал выкорчевывать его, когда получил эти земли во временное пользование. И оказался прав. Летом многие фермеры с соседних участков приходили обедать к нему под дерево, спасаясь от зноя.

Земля была сухой, и Павел взмолился богам о дожде. Поливать такой огромный участок самостоятельно значило потерять драгоценное время посева. Но затем Павел вспомнил, что боги покинули мир. Возможно, солнце этим летом жжет злее, а земля такая неуступчивая к рыхлению именно потому, что богам больше нет до них дела. А возможно, боги и вовсе мертвы. Слухи ходили разные.

Павел вспомнил, как несколько лет назад, таким же ясным днем в начале лета – только земля тогда была благодатная и рыхлилась легко, обещая быстрые всходы после посева, – по дороге мимо поля мчались колесницы Чемпионов. Сами же дети богов застыли на них во всем сиянии и великолепии. Павел не посещал Игру и не следил за ней. Он знал, что из этих прекрасных юношей и девушек в живых останется только один и это даст миру следующие двести лет благодати и процветания. Так было заведено с тех самых пор, как появился Первый Колизей. Павлу лишь не нравилось, с какой жадностью и азартом в глазах его приятели и соседи обсуждали жестокие бойни, в которые превращались сражения Чемпионов. И даже возможность увидеть пресловутую магию, которой почти не осталось в мире – лишь у богов и Чемпионов, – не могла пересилить нежелание наблюдать кровавые битвы. Павел никогда не был ни в одном из Колизеев. Только в Первом, но Первый Колизей был святыней, местом паломничества. Каждый гражданин Империи в юности совершал пешее путешествие, трудился некоторое время в Храме Жрецов при Колизее и просил