черные гетры очень нелепо смотрятся с белыми кроссовками. Учитель объявляет построение для мальчишек: все это время те без остановки бегали по кругу, то выныривая из густого тумана над полем, то снова окунаясь в него.

Над землей всходит солнце, и его первые лучи, словно подмигивая, пляшут на блестящем свистке физрука.

– Вперед! – объявляет он.

По рядам проносится стон. Озомена вся покрывается мурашками, но быстро берет себя в руки.

Почти в полной тишине дети выбегают за ворота, несутся мимо колонки с водой, возле которой выстроилась небольшая очередь из местных. Озомена старается смотреть вперед, чувствуя, как их провожают недобрыми взглядами.

Дорога тут узкая, двум машинам одновременно не разойтись. Вот едет на велосипеде, предупредительно тренькает своим звоночком старик в шортах до колен. Наличие в его багажной корзине двуручных канистр и бечевки свидетельствует о том, что старик промышляет сбором пальмового вина[135]. Остановившись, мистер Ибе приветствует старика и заводит с ним разговор на певучем языке игбо, из которого Озомена почти ничего не понимает. И вдруг она мысленно ахает, осознав, что мистер Ибе – из местных. На душе становится тревожно.

«Не накручивай себя, Озомена», – думает она.

– Побежали! – командует мистер Ибе. Слышится всеобщий ропот, но сонливость как рукой сняло. Дети бегут, набирая темп. Дорога становится шире, вот и сама деревня. Грунтовая дорога такая твердая, что Озомене больно бежать в своих парусиновых туфлях. Вот ватага местных ребятишек тычет в них пальцами. Сами детишки крепкие, сильные – каждый тащит ношу вдвое, а то и втрое больше самого себя. Озомена держит рот плотно закрытым, чтобы в него не задувал холодный ветер с песком, крылья носа сжаты, ограничивая доступ воздуха. Наверное, примерно так же чувствует себя Мбу во время приступа астмы. Озомена не выдерживает и открывает рот. Она дышит как выдохшаяся собачка, вот позорище-то, но вот уже мозг посылает сигналы, что она умирает, может умереть в любую секунду. Ужасно хочется остановиться и спокойно, глубоко втянуть в себя прохладный воздух.

Кто-то сзади бросает клич по цепочке:

– Держись левее!

Озомена сворачивает налево, старательно работая локтями. Куда они вообще бегут? Незнакомый маршрут. Свернув с основной дороги, не добежав совсем немного до большого католического храма и местной больницы, ребята продолжают движение по тропинке. Озомена чувствует под ногами мягкий песок, но радость ее преждевременна, потому что на песке особой скорости не разовьешь. У нее уже болят мышцы ног, во рту пересохло.

Кто-то из старшеклассников затягивает речовку:

– Задающий темп, давай, давай!

– Эй, кто за нами – не отставай! – подхватывают остальные.

– Кто ношу тянет на своем горбу…

– Тот все осилит на бегу!

Слова речовки сбивают дыхание, и Озомена умолкает.

«Меня тошнит, тошнит, тошнит», – отдается у нее в голове, и она чувствует во рту кислый привкус.

– Переходим на медленный бег, – командует мистер Ибе.

Все издают вздох облегчения, переводя дух. Озомена сплевывает на землю, надеясь, что сейчас расправятся легкие. Она жадно хватает ртом воздух, в голове гудит, но она как-то пытается справиться с этим, отвлечься на мысли о ночной птице, о предстоящем завтраке, о своей любви к рисованию, но напряжение мышц упорно возвращает ее в настоящий момент, на эту тропинку.

И вот они уже очутились в бамбуковом лесу. На земле пляшут солнечные пятна, деревья поодиночке вспыхивают ярким светом и снова гаснут, дует ветерок, и вот уже пот высыхает на коже бегунов.

Хвала харматану, – думает Озомена.

Какой-то мальчик затягивает другую речовку, Озомена медленно бежит, тяжело отдуваясь, стараясь попадать в ритм левой ногой.

– Кен-кен-ке!

– Вперед!

– Ке-ре-рен-ке!

– Вперед, народ!

– Бегут, а не стоят в сторонке…

– Мальчишки и девчонки!

Мистер Ибе бежит вдоль всей линии, движения его легки и упруги, вот он уже все ближе и ближе к Озомене. Она мысленно представляет, как работают его легкие – словно мехи кузнеца, качая по венам разгоряченную кровь. Пот капает с его лица, и этим потом земля утоляет свою жажду.

Он с размаху наподдает ногой по щиколотке Озомены, подстегивая ее. Подпрыгнув от боли, девочка тихонько вскрикивает.

– Беги. – Он хоть и местный, но говорит без акцента. – Увеличь скорость.

Обида включает в ней чувство ярости, и Озомена начинает разгоняться. Она надела неудобный топ, его резинка натирает кожу под грудью, но это пустяки, потому что еще пару месяцев назад от такого бега она натирала ляжки чуть ли не до крови и всю неделю до следующего кросса залечивала их мазью. Зато теперь между ног свистит ветер – вот что делают с человеком легкое недоедание, трудовая дисциплина и занятия физкультурой. Р-раз, и весь детский жирок как корова слизнула.

Солнце прячется за облаками, становится прохладней, дети уже продвинулись глубоко в лес. Деревья тут стоят плотно друг к другу, окутанные паутиной, в недосягаемости от солнца. Листья засыпали дорогу хрустким, пружинящим ковром.

«Опасность, – вопиет тишина. – Опасность». Врожденная осторожность заставляет Озомену остановиться и оглядеться.

Слева от нее свистит ветер: через бамбуковую рощу со скоростью молнии летит чей-то темный силуэт. Озомена в тревоге делает пару шагов вперед, спотыкается, вглядываясь в сумрак, но видение исчезло.

А потом она несется вперед. Расплавленная от горячечного бега кожа отрывается от костей, разлетается, повисая лохмотьями на ветках деревьев или капает вместе с потом на устланную листьями тропинку. Грудь снова сжимает, девочка борется за каждый глоток воздуха. Мышцы ее напряжены, зубы сжаты, руки стиснуты в кулаки, ноги подгибаются. Мыслями она возвращается в школу: нет, она больше не бежит, а просто сидит на земле, читая книжку, а вокруг прыгают мячи, отлетающие от сетки. Ну а потом зрение ее начинает затуманиваться, как виньетка на фото.

Снова чей-то силуэт. Кто-то гонится за ней через чащу. Хочет схватить ее. Поступь лап беззвучна, но она знает: леопард тут и ему ведомо то, что она бежит по тропинке среди леса. И этот невидимый попутчик, словно сон на грани пробуждения, синхронизирует ее движения со своими.

«Дыши».

Озомена дышит жадно, спутанно. В груди вдруг появляется легкость, распространяясь все шире, размытость тает, все вокруг становится четким и ярким. Мимо нее несется сплошная зеленая стена из листвы, но теперь она может дышать с такой же легкостью, как если бы просто гуляла. О, какой восторг и удивление! Озомена изрыгает из себя лающий смех. Она обрела новое, более совершенное тело и знает, что если сейчас остановится, то лишится всего этого.

«Беги, юный леопард».

Опять этот голос, обращенный к той части Озомены, которая уже начала свыкаться со своей дикой сущностью. Напряжение спало, ее стремительное движение сдувает с кожи остатки пота. Наклонив голову, Озомена несется вперед, раскрыв ладони, растопырив пальцы, ноги ее пружинят, превращая бег в прыжки. Боковым зрением она видит, как плавно бежит леопард, поддразнивая ее. Рот Озомены открыт в неистовой радости. Она бежит так, как никогда