Она аккуратно сняла нить с пальца и засунула её под подушку сына. Поднявшись, снова взглянула на лицо Федерико. Теперь, освещённое золотистым светом, оно казалось куда живее, чем раньше.

Вернувшись к себе в комнату, Кристина заснула спокойно и без лишних волнений. Когда солнце разбудило её, сын уже ушёл в школу. Только порция завтрака стояла на плите. Кристина поела чисто механически, без всякого аппетита. Просто чтобы продукты не пропали и Федерико, придя домой, не ругался.

Никаких записок с делами, которые нужно успеть до его прихода, сын не оставил. Так что Кристина, несколько раз пройдя по дому и не обнаружив ничего достойного внимания, уселась за вязание.

Нити скользили по спицам медленно и спокойно. Кристина видела, что уже несколько раз ошиблась, но по инерции продолжала дальше, хотя с каждой новой линией уродство получающегося свитера вырисовывалось всё сильнее.

В конце концов Кристина отбросила спицы в сторону. Подняла свитер и посмотрела на него внимательно.

– Отвратительно, – она поджала губы. – Лучше пойти и заработать денег, чтобы он купил нормальную одежду. Как бы я ни старалась, никогда не получится так, чтобы ему понравилось. И носить он не будет. Бездарная поделка. Всего лишь прикрытие, чтобы оправдать мою никчёмность, – я хожу по магазинам, чуть прибираюсь по дому да пытаюсь вязать никуда не годную одежду. Лаура с полным правом ревнует меня. Она наверняка уже способна делать всё это, а заодно не лезть с нравоучениями.

Обида и злость на саму себя затопили Кристину. Всё вокруг стало казаться неправильным. Её дом – старый, покосившийся, маленький. Её дела – бессмысленные и лишённые красоты. Она сама – запустила себя, потратив силы, чтобы воспитать сына, но сделала это так бездарно, что пришлось раздирать всю себя на кусочки. Распускать на нити.

Теперь вот она лишилась любви, и оказалось – это было тем единственным, что поддерживало радость жизни.

Остаток дня Кристина провела, как старый коллекционер, перебирая всё оставшееся в её распоряжении. Ни одного положительного чувства. Ни одной светлой мысли. И как она ни старалась их перекрасить, ничего не выходило. Не получалось из ненависти сделать любовь, а из самоунижения гордость. Возможно, рецепт в действительности существовал, но она его не знала.

В себя Кристина пришла только поздним днём, в предвестии вечера. Скрипнула дверь, и на пороге показался Федерико. Он выглядел слегка удивлённым.

– Ты заболела? – спросил он. – Раньше ты всегда встречала меня на крыльце.

– Нет, – покачала головой Кристина. – А впрочем – да. Наверное, я заболела. Может, даже смертельно.

– Я могу вызвать врача.

– Не стоит. Мне уже ничего не поможет.

Сын подошёл ближе и внимательно посмотрел на мать. Кристина попыталась улыбнуться, но это больше походило на оскал затравленного зверя. Тем не менее Федерико это удовлетворило.

– Опять твои шуточки, – сказал он. – Что ж, пожалуйста. Я пошёл готовить ужин.

Когда он скрылся на кухне, Кристина взглянула на свои ладони – они тряслись, словно её действительно охватила лихорадка. Глаза застилали слёзы. Ненависть к самой себе и отчаяние от несправедливости затопили её.

– Где твоя любовь, Федерико? – пробормотала она. – Где твоя любовь, которую я отдала? Где она?

Рыдания рвались из груди наружу, но на выходе превращались лишь в горький кашель. Какая-то слизь выхаркивалась из лёгких. Кристина сплюнула её на пол – густой жёлто-коричневый комок чего-то непонятного.

– Это мои нервы по тебе, Федерико, – сказала она. – Это те годы, что я потратила на тебя. Ты взял и выплюнул это всё в одно мгновение.

Вскочив, она с криком ринулась на кухню. Забежала туда и застала сына за разогреванием сковороды.

– Где твоя любовь, Федерико?! – вскричала Кристина. – Где она? Где?!

Сын вновь удивлённо посмотрел на мать. Покачал головой и аккуратно налил чуть-чуть масла на сковороду.

– Мне казалось, мы всё обсудили вчера, – сказал он. – Мне она не нужна, я же говорил.

Вырвавшаяся из глубин ярость, о которой Кристина даже не догадывалась, затопила рассудок, ударила прямо в мозг приливом крови и отразилась назад внезапным помутнением.

Ноги подкосились, и Кристина упала на пол, потеряв сознание.

* * *

Федерико после ухода врача потрогал лоб Кристины, сменил тряпку с холодным компрессом, подоткнул одеяло и ушёл к себе в комнату.

«Если я позову, то он придёт, – думала она. – Потому как положено, да ещё и рационально. Ведь если со мной что-то случится, ему придётся тяжело. Его отдадут в приют. Или отыщутся какие-нибудь дальние родственники, и ему придётся жить у них. Потому что он ещё маленький и не обладает всеми правами. Я нужна ему только поэтому. Так что звать не обязательно. Федерико проведает меня по своей воле. Но никакой любви, а только расчёт».

Кристина едва не завыла, но тут же одёрнула себя. Не стоит привлекать излишнего внимания. Сейчас врач просто рекомендовал ей покой, а в следующий раз может накачать лекарствами. Такими, которые отбирают все чувства без остатка, лишают воли и желания делать хоть что-то.

«А у меня не так много осталось чувств, чтобы ими разбрасываться».

Она продолжала искать, где же и в какой момент просчиталась. Может, спросить у самого Федерико? Но поймёт ли он? Сможет ли объяснить и ответить на вопрос?

За такими мыслями Кристину сморил сон. Нервный, разделённый на короткие вспышки безумия, из которого она выныривала, чтобы увидеть реальность, убедиться в её целостности и вновь оказаться в водовороте, который засасывал всё глубже и глубже. Ни разу, когда она просыпалась, Кристина не видела рядом с собой сына. Если Федерико и был свидетелем ночных кошмаров матери, то не собирался сидеть рядом и успокаивать.

Окончательно она проснулась под утро. На улице ещё толком не рассвело, но Эль Пунто уже постепенно просыпался, готовясь отправляться на работу, учёбу или по каким-то другим делам.

«А какие у меня дела?» – спросила себя Кристина.

Самым разумным казалось найти свою любовь, но где именно её искать?

«Там, где оставила», – решила она.

Кристина поднялась осторожно. В голове шумело, но идти это не мешало. Через минуту она оказалась в комнате сына. Федерико лежал в той же позе, что и вчера, только подушка не была освещена.

«Он забрал её себе? Или… Он мог подарить её Лауре. Мужчины всегда дарят свою любовь кому ни попадя, а сами остаются без неё вовсе. Думают, что так спокойней и что именно этого от них и ждут. Хотя на самом деле её следует хранить у себя и лишь показывать другому человеку – вот она, посмотри, посмотри же скорее».

«Так отчего же ты отдала её всю целиком и без остатка?» – спросил внутренний голос, но Кристина не ответила.

Перебьётся. Дурацкие вопросы – отчего и зачем. Как будто они имеют значение, когда всё уже свершилось.