Все эти дрязги и склоки продолжались около года, что, впрочем, не очень омрачало их счастье. После того как Марина успокоилась, никто им больше жить не мешал. С Михаилом все решилось без особых нервных затрат. Когда он приехал в очередной раз навестить Верку с дочерью, а скорее, просто к ребенку, Верка, пряча счастливую улыбку, сказала ему, что она влюбилась, нашла человека и теперь они живут вместе. Что ездить сюда ему не надо больше и помогать ей тоже не надо. Сама будет дочку растить. А ему — спасибо и пусть не обижается на нее. И что она очень счастлива. Веркины глаза сияли, в движениях появилась плавность. На Михаила смотрела другая, новая Верка. И он не имел к этому никакого отношения. Вскоре явился и виновник этих превращений. Пришел, как хозяин, хотя бог знает что творилось тогда в душе у Саши. Они уже стояли перед ним вместе, тот мягко обнимал ее за плечи, и видно было, что их не разорвать. С одной стороны, Михаил почувствовал облегчение. В глубине души он всегда ждал чего-нибудь подобного. И не удивился, когда увидел. Не так проста была сама Верка, если ей удалось влюбить в себя такого мужчину. Был он красив и неглуп, сразу чувствовалось. Такие и сводят женщин с ума. Но как Верке удалось свести с ума его, было непонятно. И семью свою мужик бросил, и сына. Ребенок маленький совсем, как и его дочь. Верка ему рассказала, не стала скрывать. Ребенок — вдруг вспомнил Михаил. Ведь это осталось главным, что тянуло его сюда. Дочь. Он не позволит им лишить его дочери. Он не позволит скрывать от нее, кто настоящий отец. Он уже привязался к ней, этому бесподобному ангелочку, его плоти. Она казалась ему совершенством, чудом. Неопытная мамаша Верка воспринимала ребенка спокойно, как должное, не видя в ней ничего особенного. Она ее просто любила, кормила и заботилась. Влюбилась вот, параллельно. А он считал, что они родили на свет чудо, до того она была хороша. Эта красота и погнала его сюда, точно. Не Верка, а мать ее, ослепительная женщина, виденная давным-давно, но облик ее прочно отпечатался в памяти. И дочь его была удивительно на нее похожа, уже сейчас он это видел. Такие же глаза, опушенные темными густыми ресницами, такой же маленький носик, идеальные пропорции маленького тельца, ручки и ножки будущей красавицы. Своего он не видел ничего. И Веркиного в ней было мало. Это она, Ирина, загадочным образом воплотилась в их ребенке.

Человек любит красивое, так уж он устроен. Любит иногда вопреки собственным интересам, даже жизни. Охотится за невиданной красоты алмазами, потом прячет добычу у себя и втихаря любуется. Пока следующий охотник не отберет. И тоже будет любоваться в одиночку. Красивых женщин в истории человечества тоже было украдено немало. За прекрасную Елену Троя столько лет воевала. И Михаил был не согласен просто так отдать свою дочь. Он понимал, что вырвать ребенка у Верки из рук не сможет. Устраняться тоже не хотел. Она будет его дочерью. Пока он жив, он будет с ней рядом. Или неподалеку. Он ее будет приучать к себе. А когда вырастет — посмотрим. Годы, к сожалению, уже ушли. Он вспомнил, как ему пришлось пережить неприятный момент. И как это Анька унюхала? Зазвала к себе и устроила выволочку. Ревновала, что ли, непонятно. А может, о Верке беспокоилась. Когда завязал он с Веркой свою интрижку, побаивался, что она узнает об этом. Но она часто была в разъездах, они долго не виделись. А потом Верка и родила.

— Ты мне объясни, зачем? Зачем ты, старый хрен, это сделал? Что тебя туда понесло? Любопытство замучило или еще что-нибудь? Зачем ты девчонке нужен? Влез, всунулся. Я тебя разве об этом просила? А теперь ребенок. Хоть бы следил за этим, идиот. Какой ты теперь отец, посмотри на себя в зеркало. Все ему неймется. Белые тапки пора покупать, а туда же.

Орала она долго на него, и была права. Но дело сделано. Он и сам не знал, как это получилось. Его и не спросили. Но теперь видел — зачем это получилось. Зачем он кобелировал вокруг молоденькой девчонки, забросив свои дела.

Жизнь возвращала долги. Верка, появившись на свет, изначально оказалась никому не нужна. Слава богу, нашлись люди, подобрали. А ее дочь оказалась нужна всем. Ей самой, Михаилу, Саше, который тоже полюбил девочку и возился с ней так, как не возился с собственным сыном. Дед с бабкой часто приходили поиграть с ребенком, приносили ненужные подарки, пытались потискать. Верка уже ревниво отбирала дитя, боялась, что испортят, заразят чем-нибудь. Просто боялась.

Так они и жили. В смысле, хорошо. Даже раздражали окружающих своим явным, наглым в наше время счастьем. Михаил продолжал упорно ездить по выходным, вывозя дочь в коляске. Привыкли. Он им не мешал.

Над Москвой в это раннее утро уже висел синий смог от машин. За последние несколько лет они переполнили все дороги, ездить стало куда трудней, даже ей, Ирине, водителю с тридцатилетием стажем. Молодые тупорылые хамы на новых машинах, зачастую пьяные, не признавали никаких правил дорожного движения. А может, просто их не знали. Стремились растолкать, подрезать, все гнали и гнали куда-то, куражились. А у них, в дачном поселке, стояла такая тишина, что ее хотелось черпать ложкой, как варенье из банки. Они недавно построили здесь дачу. Поселок был престижный, и влетела она им в копеечку. Но стоила того. Ирина сама занималась и строительством, и оформлением интерьера. Ей это нравилось даже больше, чем пользоваться потом результатами. Женька время от времени привозил гостей, и они долго ахали, глядя на каминные решетки, изразцы печей и картины на стенах. Штампованного модерна здесь не было. Современную технику запрятали подальше от глаз — во встроенные шкафы — так, чтобы можно было пользоваться и не портить интерьер. Глаз услаждали старинные вещи, сам дом напоминал замок. И в нем жила графиня — она, Ирина. В длинных воздушных платьях она по вечерам бродила по своему замку, садилась к роялю, играла. Развлекалась таким образом. Но все равно было скучно. В последние два года у нее появилось ощущение, что она больше не живет. Доживает. Достойно, красиво, утонченно — так, как и делала в своей жизни все. Апатия, про которую она часто с усмешкой читала в газетах и наблюдала в своей среде, думая, что это болезнь ленивых и тупых, теперь владела ею самой. Раньше у нее, как и у любого человека, случались приступы хандры, и она в таких случаях садилась за руль и ездила по Москве. Помогало. А теперь и ездить стало противно. Выпив кофе на кухне, она побродила еще по комнатам. Все безупречно. И сделала это все она, она создала для себя этот мир, обособленный от гнусной действительности. А сейчас он казался ей тюрьмой. Красивой дорогой тюрьмой, в которой она сидит добровольно. А куда идти? Слушать сплетни этих богатых дур, которые время от времени заполняли дом вместе со своими удачливыми мужьями? Она знала, благодаря каким моментам ловили они эту свою удачу, сколачивали свой капиталец. И сколько нахлебался Женька, мостя для нее дорогу в этот дворец. Она вспомнила свое детство. Их прошлое благополучие казалось ей теперь таким убогим. Нет, не зря все это было. Она объездила уже почти весь мир, сын ее живет в Лондоне, отдыхает она на лучших курортах, останавливается в лучших отелях, одевается в парижских бутиках. А с чего все начиналось? Эта квартирка, которую она снимала, тряпки от спекулянтов, вечные мысли о деньгах. Ирина взяла реванш у жизни. Полный. Нет, не совсем. Но об этом лучше не думать. Ей не в первый раз приходила в голову эта мысль. Почему ей не дано такой простой вещи? Ни разу в жизни она не любила. И даже не влюблялась ни разу так, чтобы забыть обо всем. Она прикидывала. На одних весах лежало все, что у нее теперь было, на других — мимолетное счастье. А вот могла бы или нет? Потом горько усмехнулась. Что сейчас прикидывать: могла — не могла. Если ей не дано любить, то и не надо. Сколько ждать? Ей сорок девять уже исполнилось, этот поезд давно ушел. Да и стоит ли сожалеть? Если бы и любила, это уже давно прошло бы. У нее есть нечто более прочное в жизни, чем любовь. Муж, сын, семья. И все она сделала правильно. Тут вспомнилась Верка. Надо сказать, что после посещения дочери Ирина в первое время частенько о ней вспоминала. Воспоминания приятными не были. Не зря она тогда так поступила. Жестоко, но не зря. Серая мышка, разве такой ребенок у нее должен быть? Сын не обманул ее ожиданий. Молодой красавец, сейчас там сводит с ума лондонских девиц. Остается надеяться, что найдет подходящую пару. А эта вульгарная девка была и осталась для нее генетически чужой, сделанной из другого теста, из какого — вспоминать не хотелось. Желания видеть ее вновь у Ирины не было. Материнские чувства, которых она побаивалась, когда ехала к Верке, молчали. Вспомнилась тетка. Как она ей тогда сказала? Что все правильно. Ребенку так лучше. Вот пусть и будет ей лучше. Живет нормально, не голодает. Денег она ей оставила. Если надо, еще даст. Уже четыре года прошло. Дочь ни разу не появлялась. Поняла, наверное, что не очень желанна. Ирина вспомнила, каким путем появилась Верка на свет, нагло поправ все законы физиологии… С тех пор организм ее ни разу не давал сбоев. Пятьдесят лет скоро, а все как по часам. Надо же было такому случиться. Она вспомнила, как Женька ее пытался уговорить родить еще. Ну уж нет. Как они жили в те годы, постоянно в страхе, и еще половину он от нее скрывал. Непросто достались эти деньги. И потом — ходить в третий раз с животом она категорически не хотела.