— А он что хочет знать?

— Правду. Из факта, что ты и Полина сели на один и тот же поезд, был сделан вывод, что вы уехали вместе.

— В Венецию? Я был бы просто сумасшедшим, если бы отправился туда с ней!

— Согласна. Ты не сумасшедший. Однако вы все-таки сели на один и тот же Орьент-экспресс в тот же день и в тот же час.

— Да, но я не подозревал об этом.

— Как это? Разве вы не договорились?

— Ни словом не обмолвились. Тетя Амели, вы все-таки меня знаете! Повезти Полину в Венецию, то есть к себе домой, для чего, подумайте сами? Чтобы спрятать ее в тихом уголке, на каком-нибудь острове лагуны и крутить с ней любовь? Чуть ли не на глазах у моей жены?

— Но ты все-таки встретился с нею?

— Да, встретился, не отрицаю. Но для меня это был шок!

— Судя по твоим словам, Полина без твоего ведома последовала за тобой?

— Я понимаю, что поступаю не по-джентльменски, признаваясь в этом, но именно так все и было. Вам я могу в этом признаться.

— Где ты ее увидел? В вагоне-ресторане?

— Нет, она взяла соседнее со мной купе, эти купе сообщались между собой.

— Вот оно что!

Альдо встал, закурил сигарету, сделал несколько шагов туда и обратно, а потом остановился перед старой дамой.

— Отвечаю на вопрос, который вертится у вас на кончике языка: да, я провел ночь с Полиной. Постарайтесь меня понять, тетя Амели! Клянусь, я понятия не имел, что она едет со мной в поезде. И только когда дверь открылась… Как же она была хороша в белом муслине, с распущенными по плечам волосами!..

Он кашлянул, пытаясь избавиться от внезапной хрипоты.

— А я? Я же всего-навсего мужчина, — прошептал он, чувствуя себя таким несчастным, что маркиза встала, взяла бутылку, налила в бокал шампанское и протянула ему.

— Мы, черт побери, не деревянные, как говаривал мой дедушка!

— Выпей! Тебе станет легче!

Альдо взглянул на маркизу, увидел ее понимающую улыбку и выпил вино залпом. Маркиза тем временем снова уселась в кресло.

— А потом? Что было потом?

— На рассвете мы расстались. Поначалу Полина собиралась выйти в Милане, но это означало, что она должна просидеть несколько часов, запершись у себя в купе. Она подумала и сошла в Бриге, где легче легкого сесть на поезд до Лозанны, а оттуда доехать до Парижа. Я завтракал в вагоне-ресторане и видел в окно, как она прошла по платформе к выходу.

— Если я правильно поняла, вас вместе никто не видел? Даже в вагоне-ресторане?

— Никто. Полина заказала завтрак в купе. Даже проводник нашего вагона ничего не видел.

— На этот счет, я думаю, ты заблуждаешься. Проводники обычно знают куда больше, чем мы предполагаем. А что ты делал потом, после… завтрака?

— Мне было очень тяжело. Я был страшно счастлив, но терзался угрызениями совести.

— Думаю, эти угрызения были сильны… Малоприятное положение.

— Мне становилось еще хуже при одной только мысли, что вечером я окажусь рядом с Лизой и малышами. К тому же я умирал от усталости. Мне уже не двадцать лет, и две бессонные ночи подряд…

— Две ночи?

— Я не сомкнул глаз после Оперы. Ссора с Адальбером взбудоражила меня не на шутку.

— Но вы же ссоритесь не в первый раз. Ты что, не знаешь Адальбера?

— Да, мы ссорились, но на этот раз все было иначе. Может быть, потому, что я ненавижу Торелли. Она меня тоже ненавидит и сделает все, чтобы настроить Адальбера против меня. У меня возникло ощущение, что он готов стать моим врагом. В общем, мне было так плохо, что я решил сойти в Милане. Поскольку я никого не предупреждал о своем приезде, то моя задержка не имела особого значения. Так мне, по крайней мере, казалось. Я прекрасно выспался, взяв номер в «Континентале», и на следующий день спокойно вернулся домой.

— Продолжение я знаю. Мне кажется, что с дороги тебе неплохо бы привести себя в порядок, — добавила госпожа де Соммьер, взглянув на маленькие часики-брошку, приколотые к платью. — Ланглуа навестит нас всего лишь через полчаса. Ты знаешь, насколько он пунктуален.

Когда Альдо шел по анфиладе комнат из зимнего сада к вестибюлю, он чуть было не наткнулся на Мари-Анжелин. Но обошлось. Она уже вернулась из церкви и стояла, спрятавшись за напольными часами. Услышав, что каблуки гостя стучат по мрамору вестибюля, План-Крепен появилась перед маркизой.

— Как я поняла, наш князь уже приехал, — начала она. — Слышала, как он поднимался по лестнице наверх.

— Рассказывайте об этом кому угодно, милая, но только не мне! — прервала ее маркиза. — Вот уже четверть часа, как вы стоите за часами, потрудившись предварительно снять туфли. Вы уже все знаете!

— От вас ничего не скроешь, — вздохнула неисправимая и отважная Мари-Анжелин, — и пора бы мне к этому привыкнуть! Однако забавная выходит история!

— Вот уж забавной я бы ее никак не назвала, — возразила маркиза. — Для меня это образец одной из тех коварных неожиданностей, какие судьба всегда готова преподнести несчастным смертным.

— Хотелось бы знать, поверит ли рассказу Альдо комиссар.

— Почему бы и нет? Он тонкий психолог и успел узнать нашего Альдо. К тому же каждое слово нашего мальчика дышит правдой.

— Но вы должны признать, что я была права, когда не доверяла этой красавице Полине! Подумать только! Настолько обнаглеть, чтобы преследовать его в тот миг, когда он направляется к своей семье, в поезде, где князь Морозини всегда на виду, где каждый служащий его знает, и с таким бесстыдством предложить ему себя!

— План-Крепен! Никто не спорит, что это было безумством, но так она его любит — безумно! Я поняла это еще в Версале, как только увидела, как она на него смотрит.

— А поскольку у американок нет никаких представлений о морали, нетрудно понять, чего она добивается: она хочет, чтобы он развелся и женился на ней.

— Довольно, Мари-Анжелин! Альдо не мальчишка, которого можно водить за нос. Он не отрицает, что не остался равнодушным к ее шарму, но, дорогая моя, от этого еще очень далеко до… Впрочем, вы сами все слышали. И еще я вам напоминаю, Полина исчезла!

— Может, она сама и устроила свое исчезновение. Что лучше страха и волнений за жизнь близкой женщины может раскалить интерес мужчины? И зачем выходить в Бриге, когда куда удобнее было выйти в Лозанне. Поезд ведь там останавливается.

Зазвенел дверной звонок, возвещая о приходе комиссара. Госпожа де Соммьер сердито стукнула тростью об пол:

— Довольно злоязычия, План-Крепен! Постарайтесь сдерживать свой змеиный язык, если не хотите отправиться к Приске помогать доить коров!

Ланглуа, по своему обыкновению элегантный — в костюме цвета антрацит с таким же галстуком в едва заметную белую с красным полоску, сочетающимся со скромной розеткой Почетного легиона, — поцеловал руку маркизе и пожал руку дю План-Крепен, осведомившись об их здоровье.