Не произнося ни слова, Альдо протянул записку Мари-Анжелин. Она взяла ее, быстро пробежала и нахмурила брови, перечитала еще раз, вернула, но озабоченность не покинула ее лица.

— Странно! Можно подумать, что она от человека, который хорошо вас знает. Неужели вы собираетесь задержаться здесь, дожидаясь результатов розысков, и вас нужно подтолкнуть, чтобы вы уехали?

— Видите ли, Мари-Анжелин, вы хорошо меня знаете, для вас не секрет, что я озабочен судьбой По… госпожи Белмон. Если она попала в ловушку, а это, скорее всего, так и есть, я просто не имею права…

План-Крепен покраснела и с большой опасностью для окружающих взмахнула чайной ложкой с апельсиновым джемом, который наконец удосужилась зачерпнуть.

— Если она попала в ловушку, то по своему собственному желанию! Почему вы не думаете, что она наслаждается последними днями чарующей осени на берегу озера в Швейцарии в обществе какого-нибудь дорожного друга?

— Без багажа и даже не уведомив администрацию «Рица», что уехала на два или три дня? Извините!

— Со своими деньгами она может одеться и купить все необходимое в любом уголке Европы! А в «Рице» ко всему привыкли, для них важно одно: что клиент снял комнату и не вывез оттуда багаж. А эти американки, они способны…

— На все! Черт побери, я это уже слышал! Но почему вы ее так ненавидите?

Не выпуская из рук ложки с джемом, Мари-Анжелин как-то съежилась на своем стуле, словно очень устала.

— Это вовсе не так… Я боюсь той власти, какую она возымела над вами. Стоит ей появиться, и вы уже сам не свой.

— С чего это вы взяли?

— У меня есть глаза и уши. Когда она говорит с вами, она просто воркует. И вы тоже.

— Я воркую?! — Альдо так изумился, что даже не успел разозлиться.

Его никогда еще не сравнивали с голубем. Зато План-Крепен кипела от возмущения:

— Именно, именно! И понятное дело, как только вы ее встретили в поезде, сразу пригласили на чашечку чая в вагон-ресторан, чтобы поболтать о том о сем?

Мари-Анжелин повысила голос и даже вскочила со стула, тут же вскочил и Альдо.

— Чем я занимался — мое дело!

Фраза получилась неловкой. Но он тут же получил ответ:

— Любовью. Вот чем.

Появление маркизы де Соммьер спасло Мари-Анжелин от пощечины, которую Альдо готов был ей отвесить.

— Что это вы кричите на весь дом с утра пораньше? Вас слышно даже в вестибюле!

План-Крепен взяла со стола письмо и протянула его маркизе. Руки у нее дрожали от гнева.

— Вот, возьмите! Прочитайте! Я не одна считаю, что этот человек теряет разум, стоит прекрасной американке появиться на горизонте. Пришло время, когда посторонние люди вынуждены говорить ему эту правду в глаза. Бедная, бедная Лиза!

И она вышла из столовой, не забыв громко хлопнуть дверью. Альдо и маркиза молча наблюдали за происходящим. Первой нарушила молчание маркиза.

— Бедняжка План-Крепен, — вздохнула она. — Она так страдает из-за отъезда Адальбера. Вот и обрушивает на тебя свое горе. Но твое поведение ей тоже совсем небезразлично. Другое дело, что ты у нее под рукой.

— Ненадолго. Еще несколько часов, и я перестану нарушать ваш покой.

— Это ты так думаешь! А я думаю, что еще очень долго ты и Адальбер будете главной темой наших бесед. Однако письмецо любопытное. Оно ведь исполнено самых добрых чувств, не так ли? Тогда почему без подписи?

— Можно предостерегать и оберегать, желая оставаться неизвестным, почему нет? Но оно пришло во-время.

— Почему ты так говоришь?

— Потому что, как вы понимаете, мне очень трудно спокойно возвращаться домой, когда Полина в опасности…

— У тебя нет другого выхода, дорогой, если ты хочешь сохранить семью. Неужели ты колеблешься? Значит, письмо в самом деле пришло вовремя. Поезжай домой, мой мальчик, и предоставь комиссару Ланглуа заниматься своим делом. Ты можешь быть спокоен, он занимается им добросовестно. Тем более что ты обещал ему, что уедешь из Парижа.

Время серого сумрачного дня тянулось еле-еле. Мало того что было холодно, зарядил нескончаемый дождь, сделав серый Париж еще серее. Такая погода могла испортить самое лучезарное настроение, а у Альдо оно было не самым лучшим. Чтобы не дымить в доме тетушки Амели, он вышел выкурить пару сигарет в парк Монсо. Парк был безлюден. Даже нянюшки-англичанки, наиболее привычные к дурной погоде, не возили в этот день колясочек с гербами под этим нескончаемым дождем, похожим на репетицию потопа. Одинокий посетитель парка, однако, не решился углубиться в него, иначе он оказался бы рядом с бульваром де Курсель, а значит, в двух шагах от дома Адальбера. Одна только мысль, что он увидит ставни на высоких окнах его квартиры, вызывала в сердце боль.

Второй раз его самый близкий друг отворачивался от него из-за женщины. Но первую их ссору Альдо переживал не так болезненно. Зато теперь он чувствовал: все гораздо опаснее и серьезнее. Алиса Астор ослепляла своей красотой, но она была взбалмошной и недалекой женщиной, так что рано или поздно Адальбер должен был столкнуться с ее глупостью. Да и Альдо был тогда по горло занят. Другое дело Торелли со своей завораживающей красотой и чарующим голосом, она была настоящей Цирцеей, и, если бы не неудачное начало их знакомства, а потом появление одержимого ею Уишбоуна — кто знает? — может, и он поддался бы ее чарам. Хотя вряд ли. Нет, нет. У него есть Лиза. И… Полина!

А что было у Адальбера кроме ослепительного воспоминания о том, как они обнружили гробницу неизвестной царицы? И сколько бы ни уповал Альдо на оберегающую силу этого воспоминания, оно, как видно, затерялось где-то в глубинах его души и никак не могло противостоять обаянию живой женщины…

Альдо с искренним удовольствием встретил наступивший вечер, закрыл чемодан и спустился вниз, чтобы выпить прощальный бокал шампанского в обществе тетушки Амели и Мари-Анжелин. Но чудесная магия золотых пузырьков на этот раз не подействовала. Шампанское — праздничное вино, а на душе у всех троих было далеко не празднично. Скорее всего, омрачала всех неизвестность относительно судеб близких людей.

Вошел Сиприен и сообщил, что вызванное Люсьеном такси ждет внизу его светлость князя, и Альдо с несвойственной ему нежностью поцеловал и мудрую тетю Амели, и тощую План-Крепен.

— Не беспокойся, мы будем сообщать тебе все новости, какие только узнаем. Положись на нас, вернее на План-Крепен.

— Полагаюсь целиком и полностью. Заранее спасибо. Берегите ее, — шепнул он на прощанье Мари-Анжелин, заслужив в ответ обиженный взгляд и недовольное пожатие плечами.

«Я только это и делаю!» — будто говорила вся ее сухопарая фигура.

С неприятным ощущением того, что он за последнее время сильно поглупел, Альдо уселся в такси, и Люсьен, наклонившись к шоферу, произнес: