решительно произнёс Пчёлкин и перевёл взгляд на ещё одного молодого человека, стоявшего чуть в стороне от Рысева. — А вам покойный барон тоже что-то был должен.

— Жизнь, — глухо ответил Куницын. — Евгений Фёдорович же сказал, что я хотел получить моральное удовлетворение, пристрелив эту мразь.

— Да, я выступаю ещё и как секундант барона Куницына, — Рысев снова привлёк внимание к себе, а Куницын на мгновение прикрыл глаза, но затем принялся с нескрываемым любопытством смотреть, чем же это всё закончится. — И спрашиваю, как барон Дроздов мог сам застрелиться, если это должен был сделать Аркадий?

— А вам какая разница, сам барон застрелился, или как-то по-другому погиб, — Пчёлкин закатил глаза. — Он уже труп, и вы можете вздохнуть с облегчением, что не пришлось самим напрягаться и подвергать свою жизнь опасности.

В кабинете воцарилась тишина. Рысев и Куницын так уставились на капитана, что тот почувствовал себя неуютно. Он действительно не понимал, в чём может быть проблема. Дроздов же умер, так какая разница этому Куницыну от чего.

— Какое кощунство, — наконец, в полной тишине проговорил Рысев. — Капитан, то, что вы только что сказали… Ладно, не будем усугублять. Аркаша, мне очень жаль, что так получилось.

— Ничего, я переживу как-нибудь, — сквозь зубы процедил Куницын.

— А вот я всё ещё хочу свою машину? — Проговорил Рысев немного капризно и ударил перчатками по раскрытой ладони. Он обвёл пристальным взглядом кабинет. Его взгляд дважды немного задерживался на Клыкове, и в третий раз граф уже смотрел на него так пристально, что Клыков внезапно почувствовал себя неуютно. — Полагаю, вы мой брат по несчастью. — Медленно проговорил Рысев. — И много вам задолжал покойный?

— Много, ваше сиятельство, — Клыков невольно облизнул пересохшие губы. Он не любил общаться с аристократами. Во многих из них на передний план выходила их звериная сущность, и поэтому они были плохо прогнозируемы. Потому что, попробуй спрогнозируй, что сделает та же рысь в следующий момент. Мало того что хищник, так ещё и кот. А эти всегда были себе на уме. Но наверное, женщинам нравится. Они вообще в большинстве своём млеют от таких вот лоснящихся кошаков. Не все, нет, но многие.

— А кому ещё барон был должен, не подскажите? — небрежно спросил Рысев. Его присутствие действовало Пчёлкину на нервы, но выгнать графа он всё-таки не решался.

— Никому, — Клыков поморщился. — Я по дурости и от доброты душевной избавил бедолаг от этого бремя, перекупив у них долги барона, и вот теперь, как и вы, ваше сиятельство, не знаю, что делать. — Он развёл руками. — То есть, я буду, конечно, судиться с новым бароном, но сколько на это уйдёт времени и дополнительных расходов, просто ума не приложу.

— Да, вы правы, — Рысев расчётливо посмотрел на него. — Вот что, у меня к вам деловое предложение.

— Какое? — Клыков тут же подобрался.

— Я всё ещё хочу свою машину. Моя рысь из-за барона получила моральную травму, и я был вынужден нарушить её режим питания, чтобы успокоить девочку, — Рысев повернулся и посмотрел на тело барона. Самое интересное заключалось в том, что никто не реагировал на труп в непосредственной близости от себя. Не найдя на теле ничего интересного, граф снова повернулся к Клыкову. — Так вот, я всё ещё хочу эту машину. Но судиться из-за неё я точно ни с кем не собираюсь. Это было бы слишком расточительно. Моя Академия, конечно, с пониманием относится к тому, что студенты часто не появляются на занятиях в поисках вдохновения, но что-то мне подсказывает, что суд из-за машины — не тот случай. Так что, нет, судиться с новым бароном из-за машины я точно не буду. Вот только если предмет моих претензий будет больше, чем одна паршивая машина, то это уже повод для того, чтобы выделить этой проблеме немного времени, не находите?

— Эм, — глубокомысленно протянул Клыков. — О чём вы сейчас говорите, ваше сиятельство?

— Продайте мне долг Дроздова, чтобы я смог оправдаться перед собственной совестью за то, что сужусь из-за машины, — спокойно пояснил Рысев. Клыков же быстро прикидывал, какими возможностями обладает граф, если для него такая дорогая игрушка, как автомобиль, не стоит того, чтобы за неё бороться.

Его тяжкие раздумья и борьба с жадностью отразилась на лице, потому что было понятно: полностью граф выкупать долг не будет. Вот только перспектива лишиться всего, заставляла Клыкова обдумывать сейчас предложение Рысева, а не отказаться с гордо поднятой головой.

— Я могу узнать ваше имя? — Клыков вздрогнул и посмотрел прямо в желтоватые глаза Рысева.

— Клыков Геннадий Викентьевич, — быстро проговорил он.

— Вот что, Геннадий Викентьевич, пойдёмте уже отсюда. Лучше не говорить о делах при покойнике. Да зачем нервировать бравого капитана ещё больше? Он и так уже готов совершить самоубийственный поступок и выбросить меня в окно, — Рысев насмешливо посмотрел на Пчёлкина, который покраснел и насупился. Клыков кивнул и первым поспешил к двери, а граф повернулся к полицейским. — Мой вам совет: позвольте слугам забрать тело и подготовить к похоронам. А то он настолько окоченеет в такой позе, что придётся проводить обряд с сидячим мертвецом, и его первопредок вам этого никогда не простит. А с богами лучше не связываться, это я вам советую, исходя из личного опыта.

Он направился к двери, но тут Пчёлкин его окликнул.

— Ваше сиятельство, — Рысев обернулся. — Я видел вашу картину в галерее. Она прекрасна. Но я не могу отдать вам эту проклятую машину, извините.

— Я понимаю, капитан. Закон есть закон. Именно поэтому я сейчас ищу с господином Клыковым варианты решения моего затруднения. Ну а барону Куницыну мы в его печали помочь, увы, не можем. Так что, ещё раз повторю, смирись, Аркаша, — и он похлопал хмурого барона Куницына по плечу и вышел из кабинета.

Пчёлкин же, вздохнув, поднял печати, затем посмотрел на денщика.

— Граф прав, можешь забрать барона, чтобы подготовить его к достойному