Сохранив фото Тима и его матери на своем планшете, Элли позже открыла его снова. Между ними имелось несомненное внешнее сходство: у обоих были та же теплая улыбка и карие, чуть раскосые глаза. Тим редко говорил о ней, а когда все же делал это, то всегда с неизменной теплотой. Он был благодарен ей за то, что она «пахала» сразу на нескольких работах, чтобы он мог ездить на школьные экскурсии, а позднее – учиться в университете. Элли знала, что Тим до сих пор переживает ее внезапную смерть от сердечного приступа.

А еще она была уверена: это отнюдь не совпадение, что в ее жизни возник сын одной из ее бывших «лабораторных мышек», и ей хотелось непременно знать почему. Знала ли она Тима вообще? Самым простым решением было бы спросить его самого, но Элли решила найти ответы на вопросы сама.

* * *

– Что-то не так? – спросила Кэт, когда Элли без предупреждения пришла к ней в кабинет.

– Мне требуется твоя помощь, а также обещание, что наш разговор останется между нами, – сказала она, и женщины сели на диван. Придвинувшись ближе к Кэт, Элли продолжила: – Ты как-то раз сказала, что, однажды увидев, больше никогда не забываешь человеческое лицо. Это так?

– В общем-то, да, – нервно ответила Кэт.

– Помнишь, во время рождественского корпоратива ты сказала мне, что мой партнер якобы приходил на собеседование, только тогда его звали иначе – Мэттью, если не ошибаюсь?

Кэт кивнула.

– Ты уверена?

– Прошу вас, не сердитесь на меня, – дрожащим голосом ответила Кэт.

– Я не сержусь. Почему я должна сердиться?

– На следующий день после корпоратива я снова просмотрела папку Мэттью, чтобы освежить в памяти его интервью и резюме. Я никак не могла успокоиться и поверить, что я что-то напутала.

Сердце Элли было готово выскочить из груди.

– И что ты нашла?

Кэт встала и, цокая по мраморному полу высокими каблуками, пересекла кабинет. Пробежав глазами по корешкам папок в шкафу, выбрала одну, помеченную белым стикером, и вручила ее Элли. «Мэттью Уорд», – прочла та. Сердце, только что отбивавшее бешеный ритм, замерло. Тот, кого она привыкла называть Тимом, был сыном Саманты Уорд!

– Извините, мне следовало первой прийти к вам, но я не знала, как мне начать этот разговор. Компьютерный файл с его данными стерт, но я привыкла всегда держать про запас бумажную копию. Правда, здесь нет его фото… Помню, я несколько раз пыталась сфотографировать его на цифровую камеру, но всякий раз получала пустую картинку. Тогда я попробовала воспользоваться моим мобильником – с тем же результатом. Мы тогда еще с ним шутили по этому поводу.

– Ты говорила об этом еще кому-нибудь?

– Нет, конечно, боже упаси…

– Спасибо, – поблагодарила ее Элли и, выйдя из кабинета Кэт, поспешила в свой.

Ула оторвала глаза от компьютера и явно собралась что-то спросить у нее, но передумала. Элли же шагнула к себе и плотно закрыла за собой дверь.

Сев за стол, дрожащими пальцами открыла папку. Быстро просмотрев резюме Мэттью, сравнила его с данными, которые собрала о Тиме, когда впервые узнала о существовании своей ДНК-пары. Оба работали айтишниками, но на этом сходство заканчивалось. Буквально все, начиная школой и кончая датой рождения, родным городом, экзаменационными баллами, адресом электронной почты, – все было разное. Даже номер медицинской страховки.

Затем ей нужно было найти фотографическое свидетельство того, что полтора года назад Мэттью Уорд действительно был в их офисе. Она вошла в систему, регистрирующую всех посетителей на входе и выходе. Но, проверив всех посетителей за тот день, когда у Мэттью Уорда состоялось интервью, не нашла ни одного с его именем.

Тогда Элли попросила Улу связаться с начальником охраны, чтобы тот предоставил им записи с видеокамер. В ожидании она расхаживала по кабинету, время от времени поглядывая на силуэты лондонских небоскребов и пытаясь обуздать разгоравшуюся внутри нее ярость.

Как только ей на ящик внутренней электронной почты поступили видео, она один за другим внимательно просмотрела все файлы. Камеры охватывали вход и лобби первого этажа, лифты, стойку дежурного и главные коридоры, но ни на одной записи Элли не увидела никого, даже отдаленно похожего на Тима или Мэттью.

В течение часа она только и делала, что перематывала записи вперед и назад, стараясь обнаружить хоть что-то, когда внезапно заметила странный сбой в записи у стойки регистрации. Часы в верхней части экрана замигали и перескочили вперед, в результате чего выпала целая минута. Внутри Элли шевельнулось дурное предчувствие. Кто-то получил доступ к этой записи и удалил фрагмент. То же самое обнаружилось и на записях, сделанных в лифтах и на первом этаже. На всех них пропало примерно по шестьдесят секунд.

Последний файл, который она открыла, оказался видеозаписью коридора, ведущего к комнате для интервью. К ужасу Элли, за несколько секунд до того, как у Кэт должно было состояться интервью с Мэттью, в коридоре, одетый в дорогой, сшитый на заказ костюм, появился человек, которого она знала как Тима. Он уверенно шел с сумкой на плече. Подойдя к самой последней камере у входа в комнату для интервью, замедлил шаг и посмотрел прямо в объектив.

Нет, не просто посмотрел, а что-то при этом произнес.

«Привет, Элли», – прочитала она по его губам.

Внутри нее все тотчас похолодело.

– К нему почти никто не приходит, – сообщила молоденькая медсестра, ведя Мэнди по коридору.

Лечебница, в которой лежал Ричард, пропахла антисептиком и освежителем воздуха. Линолеум на полу был безупречно чист, на стенах висели репродукции акварелей с британскими пейзажами. В конце коридора имелась просторная, ярко освещенная рекреация, в которой, в разной степени сознания, сидели в креслах-каталках пациенты.

– И давно он здесь? – спросила Мэнди.

– Уже месяцев десять, если не ошибаюсь. Поначалу родные навещали его часто, но в последнее время – гораздо реже. А жаль.

– Они это как-то объяснили?

– Нет, но вы удивитесь, если я скажу, скольких пациентов здесь никто не навещает. Для некоторых из них, как только их высадили у ворот, все связи с семьей обрываются, и они больше никогда не видят своих близких.

– Я слышала, близкие Ричарда запретили друзьям навещать его.

Медсестра кивнула.

– Это не было официальное запрещение, но нам было велено не поощрять такие визиты.

– Тогда спасибо вам, что впустили меня.

– Как его ДНК-пара, вы имеете право на некие привилегии.

Мэнди решила, что неприятные ощущения в животе – от нервов. А в следующий миг ребенок больно толкнул ее изнутри ножкой. Она потерла живот, успокаивая его – мол, все хорошо, – но, если честно, ей было не по себе при мысли, как она будет чувствовать себя, когда увидит Ричарда.