– Что вам нужно? – спросила Нико.

– Ответ кроется в другой библейской истории. – Бруно отхлебнул воды и посмотрел на стакан, словно бы обращаясь к нему. – «Плодитесь и размножайтесь». Наш священный долг – снова заселить планету.

Не успевал Бруно произнести слово, а Кит уже слышал его у себя в голове, так что мужчина уподобился для него эху самого себя.

Нико останется тут…

– Нико останется тут…

…дабы помочь моему сыну исполнить его.

– …дабы помочь моему сыну исполнить его.

И слова Леннона он тоже услышал у себя в голове: «Иди к черту, никто не останется…»

– Иди к черту, никто не останется в этом дурдоме.

Бруно снял державшую хвост резинку, и волосы покровом упали ему на плечи.

– «…и наполняйте землю, и обладайте ею…, – процитировал он, запустив пальцы в волосы и почесываясь, как животное. – …и владычествуйте над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над всяким животным, пресмыкающимся по земле». – Когда же он снова собрал волосы в хвост, ребята впервые увидели его настоящее лицо, не маску. Он указал на запертый чулан. – Как бы ни клеймили мух, мир еще не знал тварей, которые плодились бы и размножались с такой феноменальной быстротой. У них можно учиться, но сперва надо понять, что бояться нечего. Они делают то, ради чего их создал Бог. Как и мы. Все же прямым текстом написано на знаке у входа. – Он указал в сторону двери. – «Плодитесь и размножайтесь».

– Я тут не останусь. – В голосе Нико сквозила тихая ярость. – Никто из нас тут не останется. Нам всем есть куда пойти, ради наших любимых.

– Мы тут не останемся, – сказал Леннон.

– Мы тут не останемся, – заявил Кит.

Бруно рассмеялся:

– Вы просто прелесть, ребятки. Де́ржитесь вместе, сила дружбы. Восхитительно.

– Мы не восхитительны, – сказал Кит. – Мы семья.

– Да, мы семья. – Из-под стола Нико достала нож и направила его на Бруно. – И мы тут не останемся.

Бруно указал на нож.

– А вот это – чертовски большая ошибка.

– Забавно, а я-то думала, что это чертовски большой нож.

– Вряд ли ты умеешь им пользоваться.

– Вели Гейбу сидеть смирно, а не то выяснишь, так ли это.

Бруно поднял взгляд на Нико.

– Потомство – это все…

– Ты – сам дьявол. Вели Гейбу сидеть тихо.

– …и без него земля превратится в темное место.

– Земле четыре целых пятьдесят четыре сотых миллиарда лет, – заметил Кит. – А мы на ней живем всего где-то двести тысяч лет. Это ничто. – Он щелкнул пальцами. – Наше вымирание просто вернет статус-кво.

Нико подмигнула ему, и он подмигнул ей в ответ. Тут же потекли слезы, как будто сердце переполнилось соком и он хлынул наружу через глаза.

– Я слишком долго жил наедине с сыном, – сказал Бруно. – И уже забыл, как вы бываете заносчивы, молодежь.

– Последний раз говорю, – сказала Нико. – Вели Гейбу сидеть смирно.

– Ну давайте, бегите. Поглядим, далеко ли уйдете.

– Ты же сказал, что я нужна вам.

– Думаешь, ты – первая способная к деторождению женщина, которая явилась к нам в город? Пойми меня правильно, запасной вариант – это всегда хорошо, учитывая все тонкости процесса зачатия. Но у нас уже есть первая кандидатура. Ты же – так, расходный материал.

Нико твердо держала нож в руке.

– Ты лжешь.

– Нет, не лжет, – возразил Кит.

Он сам не знал, откуда ему это известно. Просто знал, и все.

Она тут.

Кит мысленно увидел город с высоты птичьего полета, как будто взирал на него из окошка своей будки киномеханика: приветственный знак на входе в Уотерфорд, дорога, по которой они вошли, маленькие муралы повсюду, обрушившиеся дома, один из которых, как оказалось, был тюрьмой.

Она здесь.

– Сколько надо перезаряжать пращу? – спросила Нико.

И Кит внезапно понял, что она затеяла.

Бруно, видимо, тоже, потому что на его лице отразилась паника.

– Хочешь поиграть, маленькая девочка с чертовски большим ножом? Ну давай. Только советую быть пошустрее.

Леннон положил руку ей на плечо.

– Нико…

Время замедлилось, и Кит, закрыв глаза, увидел свою Дакоту в последние часы ее жизни – когда он сидел у ее кровати, глядя, как из нее сочится пот, и жалея, что не может отдать свою жизнь ей, как это сделали Маккензи.

«Сиди на месте, – снова и снова повторяла его Дакота. – Не вставай».

Нико сделала вдох и хотела уже кинуться на Бруно, а Кит заранее – точно так же, как предугадывал этим вечером слова людей за столом, – увидел траекторию камня. Вжик! – и он вылетит из лесу, просвистит в пролом на месте дальней стены. Вжик! – мелькнет у него над плечом, над столом и ударит Нико, посреди рывка, прямо в живот. Если только…

«Сиди на месте, Кит. Прошу тебя. Не вставай».

Кит встал.

ярчайшая комната

Церковь растворилась, растаяла весенним снегом, и мурал вместе с ней, и все прочее, омытое светом, погруженное в бескрайний вакуум простершейся во все стороны слепящей яркости…

И в самой его середине сидел за столом Кит.

Напротив него – женщина.

«Я бывал тут во снах», – озираясь, сказал Кит.

Женщина ничего не ответила. Она молча подняла руку и, оттянув рукав, показала татуировку: «сны – лишь воспоминания о прошлых жизнях».

Сперва Кит решил, что это его Дакота, но она была слишком юна. Потом он подумал, что это Нико, но она была слишком стара. Выглядела она и чужой, и знакомой одновременно. Ощущение – как если бы Кит вошел в «Близнец рая» и застал там чужие вещи.

«Чувство, что я прожил много других жизней. Или… как будто все мы их прожили. Как будто мы проживаем одни и те же жизни снова и снова».

Женщина сидела неподвижно.

«Но помню их только я», – сказал Кит.

Женщина медленно подняла вторую руку и показала еще татуировку: множество тонких концентрических кругов, которым не было счета. Она указала на самый маленький, в центре рисунка, а потом – на Кита.

«Я – маленький кружок», – сказал он.

Женщина, не отвечая, опустила обе руки на стол.

«Это как эйдетическая память. Чем меньше круг, тем проще запоминать каждый следующий виток. Выходит… и другие все помнят, просто… не так хорошо».

Женщина не ответила.

Кит попытался заслонить рукой бьющий у нее из-за спины свет. «Где мы?»