КРУТИСЬ, КРУТИСЬ, КАРУСЕЛЬ!

ДЯДЯ ЗАЛМАН БУДЕТ СТАРОСТОЙ.

Стихотворство никогда не было сильной стороной Дольникера. По сути дела, пропагандистский лозунг «Крутись, карусель!» был не более чем метафорой, ибо на деле пришлось привлечь «трехдверных», чтобы вращать люльки, переполненные возбужденными детьми. Техническую сторону мероприятия цирюльник организовал через секретаря старосты, который направил официальный приказ десяти «трехдверным» (один получил инфаркт на этой неделе и был похоронен налоговым инспектором Офером Кишем). В приказе было сказано, что получивший его обязан, согласно решению совета, два дня вращать карусель по направлению часовой стрелки старосты. Вследствие этого мероприятия улица деревни превратилась в своего рода увеселительный парк, к искренней радости местных малышей. Однако детям приходилось вступать в борьбу со взрослыми, занявшими все места в люльках и издававшими, несмотря на моросящий дождь, веселые возгласы в духе Дикого Запада, подгоняя очередного «трехдверного» вертеть карусель поскорее.

Вследствие общего подъема настроения жителей возросла потребность в горячительных напитках, и цирюльник зачем-то приобрел в последние дни несколько бутылок вина. Однако Элипаз Германович не был удовлетворен процветанием своего бизнеса. Режущий слух скрип карусели отдавался в нем болью, как от ударов кинжалом, так что однажды трактирщик вышел из дому и стал кричать развлекающимся:

— Ну что, нравится это вам? Так вам цирк нужен? Я не буду вам строить карусели, не сделаю коляску с ослом, от меня вы ни гроша не получите за то, что выберете меня в совет, потому что я не покупаю голоса избирателей…

— Ладно, — говорили люди, — так чего тебе от нас надо?

Народ оставил в покое толстого трактирщика и отправился на другой конец деревни, дабы поинтересоваться, как идут дела с бурением колодца. Да, это была очередная гениальная идея хромого сапожника. Однажды, когда кончился дождь, группа его приверженцев установила по дороге к туннелю большое сооружение наподобие лестницы. На нем красовался новый плакат:

КОЛОДЕЦ ДЕРЕВНИ ИМ. ИНЖЕНЕРА ЦЕМАХА ГУРВИЦА, ДАЙ ЕМУ БОГ ЗДОРОВЬЯ, НАЧАТ ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНЫМ БУРЕНИЕМ СЕГОДНЯ, В СРЕДУ, ИЗ-ЗА ТОГО, ЧТО БЫВШИЙ СТАРОСТА ДЕ-ФАКТО, Г-Н ЛЫСЫЙ ХАСИДОВ, ЗАБРОСИЛ ОБЩЕСТВЕННЫЕ РАБОТЫ ПРЕСТУПНЫМ ОБРАЗОМ И ОБРЕК ДЕРЕВНЮ НА ЖАЖДУ.

ДОЛОЙ ЦИРЮЛЬНИКА СО СТОЛБАМИ!

ДОЛОЙ ПЯТЫЙ СТОЛБ!

ДОЛОЙ ПЯТЫЙ!

Процесс бурения колодца был достоин внимания публики. В строении, похожем на лестницу, стояли двое плотного сложения крестьян и долбили землю ломами. Если в одном месте ничего не получалось и струя благословенной воды не била из недр земных, бурильщики забирали инструменты, переносили бурильную установку на несколько шагов и начинали экспериментальное бурение снова. Залман Хасидов притащился на место бурения по деревянным стрелкам, установленным на шестах вдоль дороги:

СЮДА ИДТИ К КОЛОДЦУ ГУРВИЦА.

ПРОСИМ ПРИНЕСТИ СТАКАНЫ.

Вследствие визита цирюльника к месту бурения в меню Дольникера были введены существенные ограничения. Хасидов информировал его после очередного приступа, что политик не получит даже ложки остывшего супа, пока хромой сапожник шагает твердой поступью от победы к победе.

— Когда я там был, воду еще не нашли, но у меня было впечатление, что ее могут найти в любой момент, — жаловался цирюльник, опершись на супругу, ибо чуть не падал в обморок от переживаний. — Если мы не сможем показать им что-нибудь уникальное, мы пропали, Дольникер…

— А почему бы и вам не начать бурение колодца?

— Так почему я боролся против него всю жизнь?

— Господин инженер, — набросилась госпожа Хасидов на политика, — дайте электричество!

Дольникер отодрал от себя потерявшую всякий стыд женщину и выждал несколько минут, дабы наказать цирюльника за наглость тона. Хасидовы были повергнуты в прах, и лишь их глаза сверкали немой мольбой.

— Ладно, — изрек щедрый политик, — я вообще-то мог бы написать записку в несколько строк Йоске Трайбишу, и через неделю у вас будут столбы.

— Какие столбы?

— Столбы электропередачи.

Цирюльник с супругой заплясали вокруг Дольникера в неописуемой радости. Политик оторвал клочок бумаги от пачки сигарет и написал карандашом: «Йоске, я прошу провести электричество в деревню Эйн Камоним как можно скорее, привет Шломит, твой…»

— Дайте нам, пожалуйста, адрес, дорогой господин инженер, и я сегодня же после обеда пошлю это с машиной «Тнувы».

— Секундочку, — Дольникер потер нос, — пока я не подписал послание, я бы хотел окончательно установить порядок питания. Итак, кусок вареной телятины, цветная капуста, свежая морковь, редиска, пироги, а затем — сладкое токайское! К тому же я прошу установить в комнате печь, ибо холод мне докучает и я бы не хотел по окончании выборов вернуться домой простуженным, в добрый час…

— Ну конечно, дорогой наш господин инженер, достаточно одного вашего слова, — сказал Хасидов со сладкой улыбкой и перед уходом воздел палец: — «Пятый столб!» — он уже привык к новому приветствию.

* * *

События развивались своим чередом.

Однажды утром сторожа конторы старосты нашли избитым до крови, а вокруг него были рассеяны обломки пятого столба, который неизвестные хулиганы разрушили до основания. Эта низкая провокация вызвала у столбистов мгновенную реакцию. Не прошло и получаса со времени варварского разрушения, как цирюльник высыпал мешок цемента на письменный стол, и тут же посреди учреждения пятый столб был отлит заново. Мало того, его сделали более широким и высоким, чем предыдущий, дабы продемонстрировать твердую убежденность в том, что хулиганские действия лишь укрепляют веру в социальную справедливость, прекрасным символом которой по праву стал пятый столб.

На этот раз цирюльник выставил трех мускулистых сторожей для охраны высыхающего бетонного столба, однако в ту же ночь превосходящие организованные силы противника обратили их в бегство путем кратковременного сражения с использованием дубинок. Затем хулиганы разобрали опалубку Пятого столба, и невысохший бетон пролился на землю, залив все вокруг, как горячая лава из вулкана; были затоплены все конторские принадлежности, разбросанные по песку.

Утром новый Пятый столб уже был восстановлен на развалинах старого. Ночью на дежурство были призваны десять верных цирюльникистов, вооруженных топорами. Они пытались согреться, разведя костер из ящиков муниципальной картотеки.

Однако, к счастью Пятого столба, в деревне произошли изменения, переведшие непримиримую общественную борьбу в совершенно новый аспект. С первыми лучами рассвета машина «Тнувы» проскользнула во двор цирюльника, и, несмотря на угрозу приближающейся бури, оттуда выгрузили большой ящик. Цирюльник в большом волнении оторвал доски ящика и вынул оттуда чудо-оружие. Это был электрогенератор, работающий на небольшом нефтяном двигателе. Деревянная коробка была опутана разноцветными проводами. Залман Хасидов взял бутылку красного токайского и побежал с ней, невзирая на стоны и вздохи, свидетельствующие о его почтенном возрасте, к коровнику: