Захариаса я обнаружил склонившимся над верстаком, с газовой горелкой в руке. Он сказал мне, что плавит золото. На нем была маска сварщика, придававшая ему довольно несуразный вид. Горелка соединялась шлангами с двумя баллонами. Он мне объяснил, что в одном кислород, в другом пропан. Поскольку плавку он прервать не мог, то предложил посмотреть пока его работы. Икон здесь было не меньше, чем в церкви, они тут стояли даже на земле, прислоненные к стене. Мое внимание не привлекла ни одна, но золото вокруг изображений было великолепно.

— Листочки золота, которые я наклеиваю на иконы, толщиной всего в десятую долю миллиметра. Тоньше папиросной бумаги. Очистив плавленое золото кислотой, я даю ему остыть, потом кладу меж двумя кусками кожи и много часов подряд отбиваю молотком. Мало-помалу оно расплющивается и истончается.

У меня возникло впечатление, что я смотрю по телевизору документальный фильм. Рядом с дверью стояло двуствольное ружье. Словно охраняло дом. Уж не стрелял ли он из него по аквалангистам департамента подводной археологии? Я подошел к монаху поближе, решив, что плавка мне гораздо интереснее его творений. В каменном тигле под воздействием огня таяло золото. Но это был не просто кусок металла, а браслет в виде цепочки, чьи звенья из переплетенных золотых нитей украшали подвески — крохотные плоды. Прямо рядом с тиглем ожидал своей очереди золотой миртовый венок, наподобие того, что восхитил меня в археологическом музее в Фессалониках.

— Где же ты нашел эти прекрасные вещи, друг мой?

Он не понял, что я не шучу.

— В древних могилах. Я набрал там кучу языческих драгоценностей, которые очищаю огнем, чтобы преподнести их золото в дар нашим святым.

Зря он поднял маску. Из-за этого безобидного жеста мой гнев взорвался. Я толкнул его изо всех сил, с яростью, достойной осажденного монаха-эсфигменита. Он упал, но это меня не успокоило. Мелькнула даже мысль ударить его стоявшей на столе бутылкой с кислотой. Если я этого не сделал, то лишь потому, что кислота ассоциируется в моем мозгу с вышедшими из моды романами. Я удовлетворился тем, что схватил миртовый венок. Он не пытался помешать моему бегству, поскольку у него нашлось более срочное дело: пламя выскользнувшей из его рук горелки коснулось стоявшего на земле образа святой Марины, и тот мгновенно запылал.

Выскочив из дома, я понял, что влип. Местность вокруг выглядела совершенно голой. Быстро скрыться можно было в одном единственном месте — под обрывом. Туда я и побежал. На бегу вдруг вспомнилось, как я недавно напрягал память, тщетно пытаясь сообразить, когда бегал в последний раз. «Последний раз — это сейчас». Я начал спускаться по тропинке, ведущей вниз по крутому склону. И очень вовремя, потому что через несколько минут над моей головой прогремел выстрел. Захариас стрелял во все стороны, наудачу. Поднятый им шум произвел совершенно неожиданный эффект: с исследовательского судна с протяжным свистом взлетела сигнальная ракета. Она вспыхнула очень высоко в ночном небе, осветив весь мыс Акратос. Я дождался, когда погаснут ее огни, и продолжил спуск. Увы, метров через двадцать тропинка кончилась. Надев венок на руку, чтобы не мешал, я стал спускаться ползком, пятясь задом и обдирая руки о всевозможные камни и колючки. Остановился только один раз, чтобы дух перевести. Заодно спросил Герасимоса:

— Думаешь, выкарабкаюсь?

— Ну конечно, — ответил он.

Полине я позвонил, только добравшись до самого низа, до черных камней. Едва она запустила мотор, мою усталость как рукой сняло. Она избавила меня от венка и надела его себе на голову.

— Мне идет?

Золотые листочки очаровательно блестели в свете первых звезд. Я прижался головой к ее животу. Меж ее рук, держащих штурвал, виднелось небо. «Утверждать, что мир был создан кем-то, — подумал я, — ничуть не менее нелепо, чем полагать, что он не сотворен никем».

Этим утром, на заре, я сошел на берег в Иерисосе, другом порту Халкидики, и взял такси до Фессалоник. Я сидел в машине, когда из кабинета мэра на Тиносе позвонил отец и объявил, что захват удался превосходно и что доктор Нафанаил тоже принял участие в операции.

— Утверждение Зенона, будто ничто не движется, мне всегда казалось невразумительным, — сказал он мне. — У меня впечатление, что тут надо понимать нечто другое, а не то, что он говорит. Знаешь, как, по-моему, его надо понимать? Что вещи изменяются не очень-то быстро, и для малейшего шага нам требуются целые годы, века. Стреле, рассекающей воздух, нужно столько времени, чтобы поразить цель, что это все равно как если бы она вовсе не двигалась.

Я должен был давно догадаться, что история закончится именно так. Усталость, которую я чувствовал все чаще и чаще, была предупреждением. Правда, даже если бы я осознал это раньше, я бы ничего не смог изменить.

На Афинском вокзале я снова взял такси и поехал в Кифиссию. В машине мне было трудно дышать, я кашлял, и водитель сочувственно смотрел на меня в зеркало заднего вида.

Решетка сада была заперта на ключ. Я нажал на кнопку звонка. Козырек над входом подпирали две квадратные колонны из кирпича. На пороге появилась девушка, проворно спустилась по ступеням крыльца, подошла к решетке.

— Что вам угодно? — спросила она.

Это была Навсикая. Она открыла калитку, но внутрь пока не приглашала. Ей было столько же лет, как и на портрете. Она была очень красива, гораздо красивее императрицы Елизаветы. Я бы, конечно, влюбился в нее, будь мы одного возраста.

— Однажды вы поручите мне собрать сведения об Афоне. Спросите меня, нуждаются ли монахи в ваших деньгах.

Она чуть было не рассмеялась.

— И что вы мне ответите?

— Что не нуждаются.

Я пристально смотрел на нее, надеясь, что она меня узнает. Но потом вспомнил, что ей невозможно меня узнать, потому что она никогда меня не видела.

— У вас есть брат, которого зовут Димитрис, не правда ли?

— Да, откуда вы знаете?

Внезапно ее лицо омрачилось. Она тоже внимательно посмотрела на меня.

— Я знаю, что он любит наблюдать за муравьями.

— Правда. Вы друг моих родителей?

— Нет, я их не знал. Зато знал одну молодую женщину, Софию, которая работала у вас. Но предполагаю, что это имя вам ничего не говорит.

Конечно, оно ничего ей не говорило. Я показал на крыльцо дома.

— Я бы вам посоветовал, если позволите, заменить эти гадкие столбы колоннами зеленого мрамора. Вы могли бы заказать их на Тиносе, там есть карьер зеленого мрамора. В Марласе. Мой дед потерял там руку.

— Как любопытно, — сказала она, — у моего отца возникла точно такая же мысль, как и у вас.

— И еще я дал бы вам совет не тратить ваше время. Совершить все путешествия, на которые имеет право особа вашего возраста.

— Вы говорите как старик, — заметила она.