Старик цитировал слова, которыми мы начинали наши собрания, часть ритуала, ведомого лишь посвященным, – по крайней мере, так мы полагали.

– У них есть яма, – объяснил Мерлин, обращаясь к Нимуэ, – закрытая железной решеткой. Несчастного быка забивают, они окунают копья в кровь, напиваются допьяна и полагают, будто совершили нечто значительное.

– Так я и думала, – сказала Нимуэ, потом улыбнулась. – Нет там ямы.

– Ах ты моя милая! – восхищенно вскричал Мерлин. – Моя милая! За работу.

И он быстро пошел прочь.

– Куда ты? – крикнул я вслед.

Он только помахал рукой и, кликнув моих копейщиков, устремился дальше. Я тем не менее двинулся следом. Мерлин не возражал. Мы прошли через туннель на улицу и мимо высоких домов направились к северо-западному бастиону. Здесь, у самой городской стены, располагался храм.

Я вслед за Мерлином вошел внутрь.

Здание было очень красивое: длинное, темное и узкое; высокий расписной потолок поддерживали два ряда по семь колонн. Храм явно служил складом: в боковом нефе громоздились тюки с шерстью и кипы выделанных кож. Тем не менее кто-то по-прежнему заходил сюда помолиться: в дальнем конце стояла большая статуя Митры, а рядом с колонной – изображения других богов, поменьше. Я решил, что в храм ходят потомки римских поселенцев, оставшихся после ухода легионов. Они не очень-то чтили отеческих богов: только перед тремя я увидел тростниковые светильники и скромное приношение из цветов и еды. Два бога были римские, искусно вырезанные из мрамора, третий – британский идол, гладкий фаллический камень с грубым подобием лица. Только его одного покрывала запекшаяся кровь. Перед статуей Митры лежал единственный дар – меч, оставленный Саграмором в благодарность за возвращение Маллы. День был солнечный, однако в храм свет попадал лишь через дыру в черепичной крыше. В святилище Митры должна царить темнота, ибо он родился в пещере, и мы поклонялись ему в пещерной тьме.

Мерлин простучал посохом в каменные плиты и выбрал одну перед самой статуей Митры.

– Сюда вы окунали копья, Дерфель? – спросил он.

Я шагнул в боковой неф, где лежали шкуры и мешки с шерстью.

– Нет, сюда. – Я указал на неглубокую яму, едва видимую за грудой добра.

– Не дури! – рявкнул Мерлин. – Ее явно устроили позже! Не думаешь же ты и впрямь защитить тайны своей жалкой религии?

Он снова постучал по полу перед статуей, отошел на два шага в сторону, постучал снова и, решив, что звук разный, снова ударил посохом о плиту, у самых ног Митры.

– Копайте здесь! – приказал он моим воинам.

Меня передернуло от такого святотатства.

– Ей не следует здесь быть, господин, – сказал я, указывая на Нимуэ.

– Еще слово, Дерфель, и я превращу тебя в колченогого ежа. Поднимайте камни! – крикнул Мерлин моим людям. – Работайте копьями как рычагами, болваны! Ну же! За работу!

Я сел рядом с британским идолом, закрыл глаза и стал молиться Митре, чтобы он простил мне святотатство, потом – чтобы с Кайнвин все было хорошо и ребенок в ее чреве возрастал благополучно. Я все еще молился за свое нерожденное дитя, когда дверь со скрипом отворилась и по камням застучали тяжелые подошвы. Я открыл глаза, повернул голову и увидел, что в храм вошел Кердик.

Он привел с собою двадцать воинов, толмача и, что уж совсем странно, Динаса и Лавайна.

Я вскочил на ноги и коснулся косточки на рукояти Хьюэлбейна. Саксонский король медленно шел по нефу.

– Это мой город, – спокойно объявил он, – и все в его стенах принадлежит мне.

Кердик посмотрел на Мерлина и Нимуэ, потом на меня.

– Скажи им, пусть объяснят, что здесь делают.

– Передай этому болвану, чтобы он пошел и окунул голову в ведро! – Мерлин хорошо говорил по-саксонски, но предпочитал это скрывать.

– Вот его переводчик, господин, – предупредил я Мерлина, указывая на человека, стоящего рядом с Кердиком.

– Тогда пусть он скажет своему королю, чтобы тот окунул голову в воду.

Толмач перевел. На лице Кердика мелькнула опасная улыбка.

– О король, – произнес я, пытаясь спасти положение, – Мерлин пытается восстановить храм.

Кердик обдумал мои слова, потом оглядел то, что уже сделано. Мои воины выворотили несколько плит, под которыми оказался слежавшийся песок вперемешку с мелкими камнями, и теперь расчищали низкую платформу просмоленного дерева. Король заглянул в яму, потом махнул моим копейщикам, чтобы те продолжали работу.

– Если найдете золото, – сказал он, – то оно мое.

Я начал переводить Мерлину, но Кердик остановил меня взмахом руки.

– Он говорит по-нашему. Они мне сказали. – Король кивнул на Динаса и Лавайна.

Я взглянул на зловещих близнецов, потом снова на Кердика.

– Странные у тебя спутники, о король.

– Не страннее, чем у тебя, – отвечал Кердик, глядя на золотой глаз Нимуэ. Та пальцем вынула его на ладонь и обратила к саксонскому королю жуткую пустую глазницу, однако Кердик, нимало не испугавшись, принялся расспрашивать меня о разных богах в храме. Я отвечал, как мог, но чувствовал, что его занимает нечто другое. Наконец Кердик перебил меня и снова обратился к Мерлину:

– Где твой Котел?

Мерлин наградил силурийских близнецов убийственным взглядом и сплюнул на пол.

– Спрятан.

Кердик удивился. Он прошел мимо заметно углубившейся ямы, взял саксонский меч – дар Саграмора Митре – на пробу взмахнул им в воздухе и явно остался удовлетворен.

– Этот Котел, – обратился король к Мерлину, – обладает большой силой?

Мерлин молчал, и я ответил вместо него:

– Так говорят, о король.

Кердик устремил на меня взгляд своих светлых глаз.

– Силой, которая может изгнать из Британии нас, саксов?

– На это мы надеемся, о король, – отвечал я.

Он улыбнулся и снова повернулся к Мерлину.

– Что возьмешь за Котел, старик?

Мерлин сверкнул глазами.

– Твою печенку, Кердик.

Король подошел ближе и посмотрел друиду прямо в глаза. Без всякого страха. Кердик не признавал британских богов. Элла боялся Мерлина, но Кердик, не испытавший на себе магии друидов, считал его просто старым британским жрецом с непомерно раздутой репутацией. Он быстрым движением схватил Мерлина за одну из косиц на бороде.

– Я предлагаю тебе много золота, старик.

– Я назвал свою цену. – Мерлин попытался отступить на шаг, но Кердик крепко держал его за бороду.

– Столько золота, сколько ты сам весишь.