Огонь сбивало этой метелью, иногда мне казалось, что сейчас он исчезнет, но пламя пробивалось через порывы, рвалось, вновь расползалось, жадно хватаясь за ветки, которые Степан собрал на острове, и ненужное тряпье, облитое керосином.

Закутанный в десять покрывал, я очнулся от громкого мужского разговора. Голоса были знакомые. Щурясь от весеннего солнца, я приоткрыл глаза.

– Утро доброе, Петр Ильич!

Голос был приподнятый. И я уже знал – чей. Надо мной стояли трое: генерал Палев, полковник Старицын и чуть в отдалении Степан. Чуть подальше вросла в снег пара саней, запряженная тройками, жандармы и казаки. Теперь я различал ясно: оживленный солдатский гул шел отовсюду.

– Добрый день, Фома Никитич, – прикрыв ладонью глаза, пробормотал я. – Алексей Алексеевич, – я улыбнулся полковнику, старому знакомому, и получил улыбку с поклоном в ответ. – Как же это вы вместе-то?

– А мы вас всеми русскими губерниями ищем, Петр Ильич, – сказал Фома Никитич Палев. – Неужто того не стоите?

– А коли так, что ж утра дожидались, дабы помочь нам, морозили?

– Не судите строго, Петр Ильич, – заступился полковник Старицын. – Где мы вас только не искали! Разве что в прорубь не ныряли!

– Воистину так! – приложил к широкой груди руку генерал Палев. Вдруг похлопал по шинели, точно нащупал там что-то важное. – Опаньки! – вымолвил он. Снял перчатку, полез за отворот и вытащил объемную флягу.

– Будете, Петр Ильич? Или банкета в Дворянском собрании, который я дам по прибытии в вашу честь, дождетесь?

– Не дразните! – откликнулся я.

– Не буду, не буду, – пропел Палев, налил в крышку коньяка и протянул мне.

– Благодарствую, – я выпил с превеликим удовольствием.

– Герой! – широко улыбнулся полковник. – Еще?

– А вы как думаете?

Он повторил, и я тоже.

– Герой! – вновь пропел генерал, завинчивая и пряча флягу. – И Степан ваш, Петр Ильич, – обернулся он к моему спутнику, – тоже герой! Если захочет, я его унтер-офицером в свою службу хоть завтра возьму! А, Горбунов?

– Благодарю вас, господин генерал, – поклонился Степан. – Это если граф Кураев отпустит, тогда…

– А-а! – махнул на него рукой генерал. – У нас же не крепостное право, в самом деле? Покумекаешь – сам придешь! Но каков стрелок, каков стрелок! Так что, Петр Ильич, готовы в сани-то перебраться?

– Если только осторожно…

– Осторожно-осторожно! – кивнул Фома Никитич. – А все равно в сторону нашей Самары двигать. Мимо не проедешь!

– Да что случилось-то? – спросил я.

– Не говори ему, Степан! – приказал генерал. – Не велю, пусть сам увидит!

Степан пожал плечами: мол, игра есть игра. Но он и сам светился, и ему эта игра нравилась! И горд он был – за себя горд.

– Как нога, Петр Ильич? – поинтересовался он, когда вместе с жандармами осторожно укладывал меня в сани.

– Да-да, Петр Ильич, как нога? – встрепенулся Палев.

– Вывих, но Степан помог мне вправить сустав, так что, пара недель покоя – и снова в строй.

– Не думаю, не думаю, – усаживаясь в сани напротив меня и Степана, прокряхтел генерал. – Теперь вам отдыхать и отдыхать! Хватит уже, нагонялись по полям!

Сани двинулись, полетели.

– Сколько ехать? – спросил я. – До места икс?

– Недалеко, Петр Ильич, недалеко, – генерал подмигнул Горбунову. – До конца острова Козлиный, или, лучше сказать, до его начала, так как тем концом он ближе к Самаре.

Минут через десять наши сани обогнули остров, и вскоре я увидел отряд полиции и жандармов, высокий сосновый крест, тело на снегу. Мертвых лошадей. А потом уже и широкий квадрат черной воды…

– Ну, вот мы и подъехали, – сказал генерал Палев. – Это крещенская порубь староверов, тут их деревень немало. Они специально купальню устроили ближе к острову: подальше от нас, истинных христиан православных, – усмехнулся генерал Палев. – А она, крестильня их, и стала злодеям могилой. Причуда судьбы, провидение? Как хотите, но факт остается фактом!

Сани остановились у огромной квадратной проруби. Там еще плавали остатки одежды. На снегу лежали две мертвых лошади и труп человека.

– Узнаете? – спросил генерал Палев.

– Это Микола, казак Кабанина, – кивнул я.

– Верно, – кивнул Старицын. – Еще один цепной пес Дармидонта Михайловича.

– А где… Кабанин? – нахмурился я. – И Никола?

– Полной уверенности нет, но мы думаем, их течением унесло, Петр Ильич, – очень серьезно кивнул генерал Палев. – Оно тут сильное. Целую лошадь унесло, что вы хотите? Где шапка главного злодея? – весело рявкнул он.

Жандармский офицер немедленно подхватил со снега вещественное доказательство и, подлетев, протянул его генералу.

– Ну вот, – Палев с омерзением потряс замерзшей бобровой шапкой у нас перед носом. – Она?

– Она, – кивнул я.

Генерал с тем же омерзением отдал ее жандарму.

– Думаю, дело было так. Степан, как он сам мне рассказал, подстрелил двух бандитов, когда вы еще преследовали их. На ходу. Убил не убил – не ясно. А затем спрыгнул и целился в стойке. Так? – он взглянул на моего товарища.

Горбунов уверенно кивнул.

– Да, ваше сиятельство.

– Ну так вот. Вложил он прицельно пять пуль в седоков. Как и вас, лошади понесли их сани без возницы. Иначе бы он увидел крест, успел бы свернуть. А тут несчастные лошади угодили со всего маху в эту прорубь и сани за собой потащили с покойничками. Или с ранеными, какая теперь разница. В проруби плавал один только Микола. И то он в упряжи запутался. Его багром вытащили, как и вторую лошадь. Она, видать, под лед пушечным ядром влетела, бедняга! А сани до сих пор на дне лежат. Может, кто и под ними приютился? Поглядим!

– А что следы? – поинтересовался я. – Были какие-то следы, которые могли вести от проруби?

– Вы, голубчик, спали ночью, и не знаете, какая пурга была. Тут не то что следы человечьи, слон прошагай, ничего не останется!

– Метель всего на пару часов прекратилась, Петр Ильич, – многозначительно сказал Степан. – Как раз для того, чтобы нам помочь, – он оглядел слушавших его. – А почему нет? Так было…

– Голос народа! – весело кивнул генерал Палев, оглядывая своих полицейских чинов, которые тоже сияли от чувства победы. – Прислушаться надобно! Сами небеса помогли вам, господин Васильчиков! Сам Господь Бог! Ну а следы, что следы? – Палев потер руки в перчатках, похлопал в ладоши. – Ну их! Все занесло-вымело подчистую, стало быть, так и надо!

Он важной птицей прохаживался у проруби, разглядывая студеную могилу наших врагов. Степан что-то приметил у самого края проруби, на поверхности, в ледяной крошке, нагнулся и поднял. Долго рассматривал. Предмет сталью пару раз сверкнул в его руках. Степан поймал мой вопросительный взгляд и подошел.