философии. На пустой желудок не пофилософствуешь, знаете ли. Кстати, если кому-то вдруг интересно, Платон происходил по прямой линии от самого бога Посейдона. Вот это, я понимаю, родословная, куда там худородным Романовым!

— А у римлян тоже так было, что ли? — спросил Каширин.

— Конечно, — кивнул я. — Герой Илиады Эней, сын богини Афродиты и дарданца Анхиса, после падения Трои приплыл в Италию, а его сын Юл стал родоначальником рода Юлиев.

Студенты слушали, раскрыв рты, а я радовался. Упростил я материал, конечно, до предела, но ведь так хоть что-то в головах останется…

— Ну ты и здоров спать, Эней! — Парис толкал меня в бок, а я очумело завертел головой, не веря, что все это был сон.

Да как же так!!! Я что, опять здесь? Прошлая жизнь снилась мне часто, и я потом долго приходил в себя, пытаясь вернуться в новую реальность. Ну да, я задремал на палубе корабля, а рядом со мной сидит Парис, который состроил на своей смазливой роже самое участливое выражение.

— Приплыли! — ткнул он рукой куда-то вперед. — Смотри, Навплион!

* * *

Пятидневный переход дался Феано нелегко. Она, как и все рабы, шла босиком, а на здешних дорогах сбить ногу — плевое дело. На себе ее никто не понесет, она же не госпожа.

— Вот бы мне так! — бурчала Феано, с завистью разглядывая носилки, в которых сидела ее хозяйка. Носилки тащили четыре крепких раба, потому как царевна Электра была чуть больше воробушка. Клитемнестру, ее мать, назвать худой не повернулся бы язык, а потому царицу несли ввосьмером.

Их было немало: два десятка слуг, несколько повозок с добром, которые тащили ослы, и дюжина стражников, которые берегли всех в дороге от человека и зверя. Они ночевали в деревнях, и тогда Феано должна была забыть, что шагала целый день под палящим солнцем, и бежала ублажать свою юную госпожу. Воды принести умыться, за столом прислуживать, волосы расчесать, да еще и развлечь попутно, потому как ехать вот так целый день — скука невыносимая. Смотреть на стада коз, голых крестьян на полях и круглые лачуги под соломенной крышей забавно только первые пару часов, а потом от этого зрелища сводит скулы и хочется назад, в уютную прохладу Микенского дворца. Туда, где сквозь толстые стены не проникают жалящие лучи солнца. За эти дни Феано совершенно измучилась, ведь ко всему прочему, ей еще пришлось тащить часть поклажи на себе.

В тот момент она впервые пожалела, что не осталась в Микенах сучить нити. Там хоть можно было треп рабынь послушать, которые перемывали кости молодым девчонкам. У кого-нибудь из них точно случилась мимолетная любовь в кладовке с кем-нибудь из стражников. И тогда увядшие тетки, которым такое счастье не грозило, разили острыми словесами слабых на передок товарок. Завидовали, не иначе. У самой Феано уже давно никакой любви не было, потому как царь потерял ее из виду и искать не собирался. У ванакса Микен и без нее баб хватало, да и бывал он во дворце весьма нечасто. Царь все больше колесил по окраинам Пелопоннеса, пытаясь держать в узде тамошнюю знать. Феано об этом не жалела ни капельки, потому как радости ей от его ласк не было никакой. Ванакс Агамемнон, особенно когда выпьет лишнего, вел себя грубо и жестоко, а именно таким его Феано, как правило, и видела.

— Спарта! — услышала она оживленные голоса, которые катились от головы процессии к самому ее хвосту.

— Это, что ли, Спарта? — Феано презрительно посмотрела на невысокие стены, которые окружали крутой холм. После величия Микен здешний дворец показался ей усадьбой знатного колесничего, а не местом, где живет царь1. Впрочем, Менелай — всего лишь басилей, а не ванакс. Он под рукой старшего брата Агамемнона ходит. Вокруг холма с царским домом разбросано несколько деревушек, окруженных полями и оливковыми рощами. Голые мальчишки с острыми палками в руках, что пасли овец и коз, с любопытством разглядывали незнакомых людей. Им будет что рассказать дома.

Процессия, которая сопровождала царицу и ее дочерей, с радостным гомоном повалила в ворота, которые охраняли два копьеносца. Воины, одетые в набедренные повязки, проводили гостей заинтересованным взглядом, а один из них хлопнул Феано по тугой заднице.

— Хороша девка! — оскалился он. — Приходи ко мне вечерком, красивая. Уж я тебя от души приласкаю. Да не кобенься ты!

Феано фыркнула, гордо отвернулась и проследовала в ворота. Там около тяжелого портика с двумя облезлыми колоннами, выкрашенными когда-то в красный цвет, остановились носилки госпожи.

— Прошу, царственные! Прошу! — терета2 с поклоном пригласил Клитемнестру, Ифигению и Электру внутрь дома.

Здесь жили откровенно небогато. Мегарон, что шириной оказался шагов в десять, не больше, расписан скудно и вовсе не так затейно, как в Микенах. Да и колонны здесь без привычного узора, радующего глаз пестротой красок. Все же Спарта — местность захолустная, лежащая в стороне от торговых путей. Не сравнить ее с Тиринфом, Орхоменом или Пилосом. И ремесла тонкого в Спарте почти нет, здесь, по большей части растят зерно и давят масло. Слава Великой Матери, они тут ненадолго, лишь проводят в дальний путь Пенелопу, двоюродную сестру царицы, за которую жених прислал оговоренный выкуп, и тут же отправятся домой.

Феано, живот которой сводили голодные колики, стояла за спиной своей госпожи, которая возлежала вместе с другими знатными женщинами. Ее никто и не думал кормить, рабы будут есть после хозяев, им отдадут объедки. Хотя Феано уже начинала сомневаться, останется ли на этом столе хоть что-нибудь. Ванасса Клитемнестра и ее дочери изрядно проголодались с дороги. Вон как уминают хлеб и сыр, что выставили на стол здешние слуги. Виночерпий развел вино в кратере и налил чаши, которые рабыни поднесли каждой из пирующих. Женщины за столом, поэтому и развел он его совсем сильно, один к семи где-то.

Хозяйка дома, басилейя Хеленэ, оказалась приятной женщиной лет двадцати с небольшим, со светлыми волосами, слегка отливающими золотом. Она была красивее, чем Клитемнестра, ее старшая сестра, которая после нескольких родов располнела и обрюзгла. Хеленэ пока родила только одного ребенка, а потому еще сохраняла пленительную стройность. Ее дочь Гермиона, девочка лет восьми-девяти, лежала рядом с матерью и лениво бросала в рот куски сыра, которые макала в мед.

Мужья у обеих сестер были те еще кобели, и никто из них не довольствовался одной женой. Даже Феано, пробыв