Взгляд Дидро, и без того шальной, выглядел теперь и вовсе затравленным. Тем не менее художник сделал вид, что ровным счетом ничего не произошло. Устроился на свободном стуле, правда, не таком чистом, — Савелий был уверен, что на штанах Дидро отпечаталась оранжевая масляная краска.

— Желаете чай, кофе? — спросил Дидро несколько рассеянно, не сделав даже малейшей попытки дотянуться до чайника.

Савелий невольно улыбнулся этой формальной любезности.

— Нет, спасибо… Я не помню, кто автор этого полотна, но именно такую вам заказывал господин Барановский. Вы наверняка должны ее помнить.

На лице Дидро застыл самый настоящий ужас.

— Вы ничего не путаете, мсье? — пошевелил он деревянными губами.

Родионов отрицательно покачал головой.

— Совсем нет. Сначала он велел вам написать какую-то картину, на которой была изображена женщина, а когда вы выполнили его заказ, то он заказал картину Страшного суда.

— Откуда вам это известно? — едва пошевелил губами художник.

— Мне много чего известно о вас. Неужели вы думаете, что я пришел бы заказывать картину человеку, о котором совершенно ничего не знаю?

— Что ж, просветите.

— Извольте… Вы учились в художественной академии Парижа. Все преподаватели пророчили вам блестящее будущее. Но на третьем курсе вы завели роман с женой ректора, а именно мадам Папье. Вас можно понять, — Савелий изобразил на лице сочувствие, — она молодая, красивая особа, весьма вольных взглядов, а к тому же ей хотелось всяческих развлечений. Все-таки она моложе своего супруга на целых тридцать лет! Не исключаю, что ректор закрыл бы глаза на некоторые ваши шалости, если бы вы не злоупотребляли его добродушием и не стали бы использовать его супругу в качестве обнаженной натуры для своих картин. Поверьте мне, — приложил Савелий руку к груди, — это слишком для такого милого человека, каким был доктор Папье. Мало того, что вы запечатлели ее на полотне в виде Венеры, держащей оливковую ветвь, так вы еще представили эту картину в качестве курсовой работы! Это уже верх наглости! И так о ваших отношениях с женой ректора по академии ходили самые неприятные слухи!

Дидро приподнялся:

— Да знаете ли вы…

— Я понимаю ваше возмущение, картина была выполнена великолепно. Ее не стыдно было бы выставить даже в Лувре! Но всему же есть предел…

— Что вам нужно?! — вскричал Дидро.

Савелий, будто не замечая гнева художника, продолжал все тем же бесстрастным голосом:

— И с этого времени господин ректор сделался вашим злым гением. Вас изгнали из академии. Где бы вы ни работали, он добивался того, чтобы вас изгоняли. Вы устроились реставратором в Лувр, он добился, чтобы вас уволили без содержания. Вы стали работать по протекции в Национальном музее, и тут же вмешался господин ректор! Там вы проработали, кажется, всего лишь один месяц… Потом вы предприняли попытку восстановиться в академии, но вам сразу сказали, что дорога в это учебное заведение для вас закрыта навсегда. После этого вы пристрастились к выпивке, проводили время с бродягами, ночевали под мостами…

— Хватит!

— …Потом вы предприняли попытку устроиться реставратором в Версаль. Что поделаешь! В вашу судьбу снова вмешался господин Папье. Вас опять уволили. Потом вы стали писать виды Парижа. Эта тема благодарная во всех отношениях, — слегка раскачивал ногой Савелий. И Жан Дидро внимательно следил за носком его башмака. Нечто подобное можно наблюдать во время представления укротителя змей, когда он плавно, из стороны в сторону, покачивает флейтой, а кобра, вытянувшись, медленно раскачивается в такт. — Ваши картины пользовались небывалым успехом, их покупали иностранцы, приобретали зажиточные парижане. Вы понемногу начали вставать на ноги, сумели даже купить себе квартиру неподалеку от Лувра. Потом вас снова постигла неудача. Вы написали картину и выдали ее за подлинник Рембрандта. У человека, который приобрел эту картину, впоследствии возникли сомнения в ее подлинности, и он обратился к эксперту. И кто же был экспертом? Наш уважаемый господин ректор! Он вынес жесткий и увы! — справедливый вердикт, а вас прилюдно заклеймил, назвав мошенником! С этого момента ваши дела пошли очень плохо. От вас отвернулись постоянные клиенты, вас стали избегать приятели, перед вами закрылись двери многих домов и престижных салонов, где вы когда-то были желанным гостем. Вся ваша жизнь вновь пошла наперекосяк. Но тут вам нежданно повезло. На вас обратил внимание некто господин Барановский. Человек с весьма темным прошлым и сомнительным настоящим. Впрочем, он выдает себя за мецената. Говорят, что приторговывает ворованными картинами. Но главный его бизнес — это изготовление фальшивок. И, насколько я сумел убедиться, вы тоже причастны к изготовлению фальшивок. Это с вашим-то талантом!

Жан Дидро оторвал взгляд от башмака Савелия и процедил сквозь стиснутые челюсти:

— Насколько я понимаю, картину вы заказывать не собираетесь. Тогда что же вам от меня нужно?

Родионов расхохотался:

— А вы, мой друг, проницательны, как я вижу. Ваши картины мне совершенно без надобности. Вы мне интересны как источник информации. Меня интересует все, что вы знаете о Барановском и о тех людях, что стоят за ним. Меня интересует организация, на которую вы работаете. Мне важно знать, какое место занимает в ней Барановский. В общем, меня интересует все! — подытожил Савелий.

Жан Дидро скривился в злой усмешке:

— Откуда у вас такая самонадеянность? Вы уверены, что я расскажу вам все?

— Я в этом нисколько не сомневаюсь. Нам с вами не стоит ссориться. Я же вам сказал, что знаю о вас все… или, скажем, почти все. Мне известно, что вы встречались с господином Папье накануне его смерти. На следующий день его нашли мертвым. Вскрытие установило, что он был отравлен. Как вы поднимались к нему, видела консьержка.

— Я к нему приходил лишь затем, чтобы сказать, чтоб он прекратил свои преследования! — в негодовании выкрикнул художник. — Для того чтобы подсыпать ему яд в бокал вина, нужно хотя бы сесть с ним за один стол! А он просто продержал меня у двери, усмехаясь!

Родионов поднялся, сделав вид, что заинтересовался натюрмортом. Он отступил от картины и с минуту рассматривал иссиня-черный виноград, небрежно свисающий с красной узорчатой вазы, а потом дал оценку:

— Прекрасные краски!.. Твердая рука! Безусловно, такую картину мог нарисовать только человек, наделенный неуемной божьей искрой. Кажется, я видел такой натюрморт в Лувре, похоже, что эта картина кисти Луи Ленена. — Взгляд у Савелия был испытующий, холодный. Он попытался отыскать глаза Жана Дидро. Не получилось. Скользнув по фигуре Савелия, художник пугливо запрятал взгляд куда-то в глубину комнаты. — Возможно, так оно и есть в действительности. Но вам опять придется иметь дело с французской полицией, а сейчас уголовную полицию Парижа возглавляет мсье Лазар. — Савелий неприязненно поморщился. — Весьма скверная личность! А если бы вы знали, какой он въедливый. С ним можно сойти с ума!